Я.
Вэл делает шаг вперед и направляется к боевому рингу. Он забирается внутрь и закрывает дверь клетки, заманивая нас обоих в ловушку. Звук закрывающейся двери оглушителен. Мы не выйдем из этой ситуации невредимыми. Тот, кто останется в живых, станет следующим боссом Николаси. Мой брат-близнец снимает свою черную водолазку и встречает меня в центре боевой клетки. Я смотрю на брата, и, кроме его платиновых светлых волос, все остальное — зеркальное отражение меня самого. Если бы я был лучшим братом, я бы позволил ему взять титул и заполучить девушку, но я слишком эгоистичен. Я похож на своего покойного дядю, Деметрио. Тот самый, который причинил моим родителям столько боли. Валентино и Андреа — хорошие.
Не я.
Я — худший из них.
Это только доказывает это.
Я могу справиться с братом. Я уверен, что смогу справиться с ним, но Лукан? Он лучший боец из всех нас. Он всю жизнь боролся за выживание. Я хочу этого больше, и это делает меня его самым сильным соперником. Арианна и Кадра мне не соперники. Семьи знают это, но все равно дают им надежду, что однажды они смогут возглавить Святую Троицу.
Хоть это и дерьмо.
Они не будут вести меня.
Не потому, что я считаю их неполноценными или непригодными для управления людьми, а потому, что я точно знаю: я рожден, чтобы быть боссом трех семей.
Это у меня в крови.
Нет ничего, чего бы я не сделал ради этого, даже подыграть. Сыграть роль послушного солдата, который остается в строю. Черт, это не весело.
Краем глаза я наблюдаю, как Томмазо выходит вперед и обращается к залу.
— Сегодня вы сражаетесь за свой титул. Вы больше не друзья, не братья и сестры. Тот, кто рядом с вами, — ваш враг, а что мы делаем с врагами? — Томмазо жестоко улыбается, прежде чем продолжить. — Мы уничтожаем их, пока не останется ничего, кроме плоти и костей… пока не останется ничего, кроме сладкого, сладкого хаоса. — Как быстро эта сука забыла о теле Бенедетто, лежащем мертвым на полу? Он был его ближайшим другом, доверенным лицом и подчиненным Святой Троицы на протяжении почти тридцати лет. Это лишний раз доказывает, что дружба в мафии недолговечна; есть только скрытые угрозы, замаскированные под надежного друга.
Я опускаю взгляд на свою правую руку и замечаю, что все еще держу пистолет Бенедетто. Валентино наблюдает за мной, как охотник за добычей. Я снова открываю дверь клетки и бросаю пистолет к ногам Риана. Засранец не делает ни малейшего движения, чтобы поднять его.
Конечно, блядь, конечно.
Ласковый пес Бенедетто никогда не делает того, что ему говорят.
Я возвращаюсь туда, где оставил Вэла, стоящего посреди пола клетки, и не успеваю дойти до места, где он стоит, как чувствую сильный удар по лицу.
Черт.
Я на секунду теряю ориентацию, но не теряю опору. Он застал меня врасплох.
Вэл никогда не играет грязно.
Он ведет себя безрассудно.
Я сжимаю руку в кулак и целюсь ему в лицо. Мой кулак попадает в переносицу, и после удара кровь брызжет на пол клетки.
Черт, как же я люблю причинять боль.
Но не моему брату.
Никогда.
Каждый удар заставляет меня умирать еще больше. Валентино встает с пола и снова бьет меня, пока я не чувствую вкус крови. Он продолжает бить меня, а я просто терплю, пока он не устает. Я сильно бью его рукой по ребрам, и Валентино вздрагивает от боли. Мы оба наносим сильные удары, от которых чертовски больно, но все равно не сдаемся.
Мы сыновья Кассиуса.
Мы никогда не отступим, всегда будем стоять на своем.
Боль прокатывается по моей груди, когда он наносит хороший удар по моему горлу. Я чувствую, как оно закрывается, и это выводит меня из равновесия. Я протискиваюсь сквозь боль и быстро прихожу в себя. Я выбрасываю ноги и бью Вэла по коленям, пока он не падает на землю рядом со мной. Прежде чем он успевает оправиться и ударить меня снова, я сажусь на него и хватаю его за воротник по бокам, а затем тяну руки к центру и раздавливаю его адамово яблоко костяшками средних пальцев. Этот прием позволяет мне перекрыть ему доступ воздуха и ослабить его. Я встаю во весь рост перед братом, который борется за дыхание на грязном и окровавленном полу клетки. С болью в мертвом сердце и стыдом в темной душе я всматриваюсь в лицо брата, пока не вижу, что его глаза закатываются к затылку. Громкие аплодисменты эхом разносятся по комнате. Вокруг меня стоит запах пота и крови, и я чувствую себя отбросом земли.