Он косится на меня и подмигивает.
— Я не допускаю ошибок. А даже если бы и допустил, то сделал бы это так красиво, что ты никогда бы не догадалась, что это была ошибка.
— Понятно, — говорю я, изумляясь его уверенности в себе.
— Есть в жизни вещи, которые нельзя переделать. И они навсегда, вне зависимости от того, как ты себе их представляешь и чего ожидаешь. Это не значит, что они — ошибка.
Я озадаченно разглядываю его, пока смысл этих слов укладывается у меня в голове.
— Очень мудрые слова, Лукас. Впечатляюще.
— Да, я ходячее печенье с предсказанием. Это оттого, что слишком много читаю.
— Невозможно читать слишком много. Как там в поговорке? Тот, кто читает, проживает тысячу жизней.
Он кивает в ответ и еще раз одаривает меня хитрой, но ужасно милой улыбкой, которая по-прежнему кажется очень знакомой.
— Чистая правда, Айви.
Лукас слегка покачивает головой в такт музыке, внимательно осматривая меня, а затем придвигается поближе.
— Ладно… Ложись на левый бок. Кресло раскладывается, как кушетка. — Он дергает рычаг, опуская спинку, после чего кладет на меня руку и слегка подвигает мою ногу. — Так пока удобно? — спрашивает он.
Я киваю, слегка смущенная из-за ощущения его руки у себя на бедре.
— Да, нормально.
— Ладненько. Дай мне знать, если почувствуешь дискомфорт, головокружение или что-то еще, хорошо? Я принес тебе бутылку воды. Вдруг захочешь попить.
— Спасибо. Ты очень любезен.
Я опускаю голову на согнутую руку и нервно закусываю губу, рассматривая его и инструменты. Такое ощущение, что я на приеме у странного врача.
Когда он подносит машинку к моему телу, я стискиваю зубы, готовясь к худшему.
Первые несколько секунд мне хочется закричать и ударить его ногой по лицу. Аппарат шумит. Он обжигает. И, твою мать, как же больно. Как, черт возьми, люди это терпят? Зачем люди это терпят? Я стараюсь не двигать ногой, и гадаю, насколько все это безопасно. Мне кажется, он в буквальном смысле пытается продырявить мне ногу.
Лукас останавливается, бросает на меня взгляд из-под упавших ему на лицо волос, и мной опять овладевает то странное чувство. Кажется, сердце замирает… а потом поспешно возвращается к своему ритму. Я моргаю, стараясь привести себя в норму.
— Айви, ты там в порядке, куколка? — Отложив машинку, он протягивает мне бутылку с водой и смотрит на меня с беспокойством.
Я беру у него бутылку и медленно пью. Он назвал меня куколкой. Я должна быть оскорблена, но ничего подобного. На самом деле я даже уверена, что покраснела. Иисусе.
— Ты такая напряженная. — Лукас слегка пожимает мне ногу, чтобы подбодрить, и его жест словно посылает горячий разряд вверх по бедру. — Ты отлично держишься. Знаю, ощущение странное. Как будто безостановочно пчела впивается, но постарайся все же расслабиться, хорошо? Все правда не так плохо, и уколы не такие глубокие, как тебе сейчас кажется.
У меня вырывается нервный смешок, и я делаю еще один глоток воды.
— Кажется, я сама не знаю, чего ожидала. Это и правда больно.
Я смотрю на часть виноградной лозы, которую он успел набить. Даже этот крошечная часть смотрится очень красиво, и радость от предвкушения момента, когда я увижу рисунок полностью, помогает мне отвлечься от боли.
— Постарайся абстрагироваться и думать о чем-нибудь другом, — советует он.
— Прости, — отвечаю я. — Ты, наверно, не привык работать с пожившими тетеньками, которые всего боятся и вечно дергаются.
Я опускаюсь обратно на кресло, давая понять, что можно продолжать работу.
Лукас поднимает машинку со скамьи, и все начинается снова, но сейчас мне кажется, что боль стала меньше, и он сам как будто стал нежнее.
— Пожившими? — повторяет он, слегка прищурившись и протирая мою ногу бумажным полотенцем. — Ты вроде как не старая.
— Более чем уверена, что я — совсем не типичный твой клиент.
— У меня не бывает типичных клиентов. Сколько тебе лет? Тридцать? Это не возраст.
— А если тридцать шесть?
Он усмехается и немного подвигает мою ногу.
— Блин, это тоже еще совсем не старость, и выглядишь ты отлично. Я тут частенько вижу молодых девчонок, которые выглядят ужасно из-за наркоты или просто из-за того, что уродуют свое тело: например, слишком много загорают на солнце. Черт возьми, у большинства из них некоторые части тела даже ненастоящие. В половине случаев я не знаю, к чему прикасаюсь, может, там что-то отломается или лопнет. — Он улыбается. — У тебя очень нежная, натуральная красота.