Обновленную икону богородицы перенесли в монастырский собор, поставили между двумя спиральными колоннами. Зажгли неугасимую лампаду, рядом приладили железную кружку с замком и надписью: «На украшение святой обители». Богородица охраняла теперь вход в алтарь, где прошлой ночью были спрятаны пятнадцать больших деревянных ящиков. Какое именно имущество было в них, знали только матушка игуменья да те, кто их прятал.
Входя теперь в спальню игуменьи, Лукия ступала осторожно, старалась не стучать ногами, чтобы чего доброго, не провалиться. Ведь в спальне под полом запрятаны ящики. Однако пол был крепкий, и матушка игуменья делала вид, будто ничего не произошло. Она, как и раньше, нежно смотрела на «барашки» с вышитыми ангелочками, но теперь, оставшись одна, часто нащупывала в каком-то «барашке» бумаги и жадно пересчитывала их — в который уже раз. Делалось это при закрытых дверях и занавешенных тяжелыми портьерами окнах. Все чаще навещали ее и быстро исчезали люди в пиджаках, в галифе, в деревенских свитках, в монашеских рясах. В таких случаях за дверью властно гудел басок матушки игуменьи.
Сегодня игуменья немного разнервничалась: дошли до нее слухи, что в толпе нашлись неверующие, которые ведут агитацию против обновления иконы. Однако она скоро успокоилась, вызвала к себе отца Олександра и долго о чем-то с ним советовалась.
Лукия вышла во двор и увидела перед собором толпу. Люди окружили какого-то человека, а он что-то злобно и хрипло выкрикивал. Послушница протиснулась вперед. Перед нею был высокий, худой человек в красных галифе, с массивным квадратным подбородком, с желтыми мешками под глазами.; Толпа с глухим шумом надвигалась на него со всех сторон, а он, размахивая руками, кричал:
— Не верьте, православные! Никакого чуда здесь нет! Брехня! Вас обманывают! Если икона в самом деле святая, почему богородица меня не накажет за мои слова?
Толпа гневно загудела:
— Заткните ему глотку!
— Антихрист!
— Агитацию разводит!
Человек продолжал кричать:
— Никто не имеет права мне затыкать рот! Ваша святая икона брех...
Он не договорил. Рот остался разинутым, лицо исказилось, человек неуклюже взмахнул руками, все его тело затряслось, как осиновый лист. Затем он упал на колени, дико воя, загребая пальцами землю, дрыгая ногами. Люди шарахнулись от него во все стороны. Ужас застыл у них в глазах. Кто-то крикнул испуганно на весь двор:
— Покарала царица небесная!
Толпа упала на колени. Запавшие, обезумевшие от голода глаза, желтая кожа, опухшие ноги, человек в судорогах — все было, как жуткий сон. Лукия испуганно завопила, побежала к игуменье.
— Матушка игуменья! — крикнула она, падая на колени, — Богородица покарала богохульника!
Странное, загадочное выражение промелькнуло в выпученных глазах монахини:
— Так будет с каждым вероотступником!
Глава пятьдесят вторая
ВОССТАНИЕ
Оставшись в келье одна, Лукия ощутила, как ее охватило чувство страшного одиночества, тоски и ужаса. Все казалось чужим, удручающим, тягостным. Она вспомнила сегодняшнее чудо и начала молиться. Это было настоящее чудо — богородица покарала богохульника, лишив его языка. Об этом говорили сотни очевидцев. Когда прекратились судороги, человек в красных галифе, поднявшись с земли, хотел что-то сказать, но не смог — в его разинутом рту болтался отнявшийся, опухший язык.
Был вечер, за открытым окном сонно шелестели густой листвой каштаны. Из-за колокольни выкатывалась ущербная луна. Теплая тихая ночь стояла уже у монастырских ворот.
Лукия помолилась, но грусть не проходила. Прогудел жук, ударившийся о стену, что-то зашелестело в кустах, что-то тихо зашуршало под окном, должно быть, кошка. Все выше и выше поднималась над монастырем луна, от уснувших каштанов по двору побежали длинные тени.
Лукию потянуло в монастырский сад. Правда, послушницам строго запрещалось туда ходить, садом пользовались игуменья, экономка да еще две-три монахини, которые уже заработали себе у бога «высший чин». Но Лукия знала в огороде пролаз. Она вышла в коридор, на цыпочках прокралась мимо спальни игуменьи. Знакомый голос за дверью поразил ее. Да ведь это тот, в алых галифе, тот самый, у которого богородица отняла язык!
Схватившись за сердце, которое слишком громко застучало, Лукия прислушалась к голосам за дверью. О-го, да там и косоглазый.
— Разыграли — лучше не надо, — прогудел басок игуменьи.
— Весь народ говорит сейчас о чуде, — сказал косоглазый. — Покарала, дескать, богородица.
Игуменья басовито засмеялась.