Лукоморье
Глава 1
Действие книги происходит в вымышленным мире Лукоморья, а в этом вымышленном мире любое сходство с реальными людьми и событиями является совпадением.
Сначала он увидел зеленый дуб у лукоморья, потом появился здоровенный черный наглый кот на золотой цепи. Кот бесцеремонно трогал лапами его тело, лежащее на чуть подтаявшем снегу, было больно. А ещё было очень холодно, несмотря на ясное небо, дул сильный ветер. Он почувствовал, что Кот наклонился к нему.
— Ранен в живот, — негромко заметил Кот хрипловатым мужским голосом и приказал:
— Дайте шприц с …
Его укололи чем-то острым, прямо в вену, он хотел что-то спросить, но при перевязке от резкой боли, затопившей каждую частичку тела, потерял сознание.
Из темноты к нему в черном шитом серебром бальном платье вышла Госпожа Смерть, у нее было прекрасное, родное и такое знакомое лицо, лицо его жены Натальи Николаевы Пушкиной. Видишь, как всё вышло, невесело улыбнулся он Смерти, ты уж прости меня. Не прощая его, Госпожа Смерть покачала головой и ушла.
Когда он очнулся то почувствовал острый, въедливый и непривычный запах.
— Где я? — глядя в белый потолок тихо спросил он. Сил поворачиваться не было.
— Вы в Лукоморье, ох извините. Вы городской больнице, — ответил молодой звонкий женский голос, — Вас готовят к операции.
Женщина в белом халате с медицинской маской на лице, машинкой быстро остригла ему волосы на голове, затем одноразовым бритвенным станком неаккуратно сбрила бакенбарды.
Недовольно проворчала:
— Ну и ногти вы себе отрастили,
— Не ваше дело, — отрезал больной,
— Как же это не моё? — возмутилась женщина в белом халате, взяв со стола маленькие ножницы, — у вас под ногтями грязь, их остригать надо, Наталья Николаевна требует в операционном помещении соблюдения стерильной чистоты.
Он лежал голый, мышцы тела не слушались, а молодая женщина бесцеремонно обстригла ему ногти на руках, затем стала обтирать его тело чем-то сильно пахнущим, запах был незнакомым. Влажное обтирание вызвало крупную дрожь, да еще откуда-то чуть поддувало, тело озябло, и ему было стыдно за эту зябкую дрожь, за свою наготу и злила беспомощная неподвижность.
— Позовите Наташу, — тихо и жалобно попросил он.
— Наталья Николаевна в операционной, — до подбородка накрыв его застиранной бывшей белой сероватой простынею, ответил ему молодая женщина и далее чуточку неуверенно с заметным любопытством спросила:
— А вы что знакомы?
— Это моя жена! — хотел крикнуть он, но получился всхлип.
Звуки удаляющихся шагов. Боль, тишина, боль, беспомощность и далекие, приглушенные звучавшие из невидимой для него комнаты голоса:
— Наталья Николаевна! Извините, но тут больной утверждает, что вы его жена,
— Таня, он что бредит? — удивленно зазвучал еще один женский голос, такой далекий, такой родной, любимый и ненавистный.
— В сознании, — как оправдываясь, ответила операционная сестра, — просто я подумала, вдруг, ну понимаете … мало ли …
— Мало ли, много ли, — звонко засмеялась Наталья Николаевна, — у меня в личной жизни всё как в анекдоте: И пробуют, и хвалят, а всё одно не берут.
Лежавший на каталке и укрытый простынею мужчина, слушая далекий женский разговор, выругался. Тихо с заметным прононсом прозвучали французские матерные слова.
— Ларина, вкатывайте больного в операционную, сразу его на стол, а уж тут и посмотрим на этого «муженька», что надо отрежем, что надо пришьем, — улыбаясь, отдала распоряжение операционной сестре Татьяне Лариной дежурный хирург Наталья Николаевна Гончарова и уже без улыбки в голосе, властно и коротко приказала:
— Внимание! Готовим операцию. Анестезиолог?
— Анализы на аллергию и совместимость не делали, по показаниям операция экстренная, состояние больного тяжелое, под местным наркозом не выдержит, придется рискнуть и применить полный.
— Принято. Ассистент?
— Большая потеря крови, а по характеру раны, вот сами посмотрите рентгеновские снимки, — ассистент хирурга передал снимки.
— Ну и что тут у нас? — хирург быстро, но внимательно просмотрела поданные снимки:
— Пуля, раздробив кость верхней части ноги у соединения с тазом, глубоко вошла в живот и там остановилась. Ранение просто как у Пушкина.