– Слушай, Саид, ты вообще без акцента говоришь, учился где?
– Да, институт закончил Алма-Ата, учил международный туризм!
– И что пошло не так?
– Родителей старшая сестра забрала в Германию, мне их дом достался. Вот приехал, женился и застрял. Второй год сижу: то работаю таксистом, то отправляю землякам в Россию товар, что закажут. Ладно, пошли в дом.
В комнате вповалку возле телевизора на кошме, укрывшись старыми одеялами, лежали турки. Алексей, увидев приятеля, похлопал ладонью рядом с собой по расправленной кошме. Начался какой-то странный турецкий фильм без перевода, выключили свет. Где-то хлопнула дверь, заскрипел пол. Турки не обратили на это внимание, они увлечённо смотрели фильм, бурно комментируя происходящее на экране. Саид. увидев беспокойство русских, шепнул:
– Да это жена пришла. Темно – не смогла план выполнить. Ничего, пусть работает, а то её сестре придётся одной всё делать.
В это время главный герой фильма ударился о столб и упал – турки засмеялись. Егору казалось, что артист похож на Челентано, только с большими губами. Весь фильм герой попадал в глупые ситуации, но чудом оставался жив, постоянно говорил всем явно не то, чем приводил в восторг зрителей.
Незаметно сон взял верх над Егором. Ему снились белые снежные просторы, снилась «Волга», мчащаяся к горизонту. В машине можно было разглядеть трёх пассажиров. На горизонте виднелись заводские трубы, выпускающие ядовито-оранжевый дым. Вот камера увеличивает картинку, видно, как из-под колес летит снег, камера выхватывает водителя. Ба! Это тот артист из турецкой комедии, он говорит какую-то чушь, смеётся сам себе. Внезапно на встречку выскакивает КамАЗ, за рулём сидит Онур. Жёсткий удар, скрежет металла. Темнота. Егор проснулся оттого, что Алексей упёрся в него локтём. Светало. Настал новый чудный день.
Водители
На рассвете Егор проснулся от схимящей боли в ноге и ощущения лёгких касаний чего-то к лицу. Предрассветный сумрак, храп лежащих на полу людей, несколько десятков проснувшихся мух, противно садящихся на голое тело. Другие мухи, устав сидеть, в отчаянии шумно бьются в стекло. Окружающая обстановка отнесла его в далёкое прошлое…
Вот он студент вместе с другими отправлен летом работать в подсобное хозяйство института. Днём, в страшную жару, они пропалывали бескрайние поля капусты, пыль хрустит на зубах, глаза, растёртые до красноты, слезились, руки без разбора вырывали всё, что им попадалось. После работы ночёвка в старом здании, набитом до отказа мухами. Мухи, как маленькие будильники, от которых не укрыться, начинали будить всех, как только всходило солнце. Студенты пытались накрываться одеялами с головой, но заснув, обнажали какую-либо часть тела, и на неё тут же садились насекомые. Всем приходилось вставать – деваться некуда. Вот и сегодня повторяется тот давний опыт: мухи согласно древней традиции с садистским упоением будят людей на рассвете, никто ещё не смог устоять перед этой магией…
Встав и тщательно забинтовав ногу, русский вышел во двор. Прохладное утро, лёгкий туман.
– Что, выспался? – у распахнутой двери стоял Онур, зевая, достал сигарету, сладко затянулся и зашёлся кашлем.
– Мухи. Это всё они, – зябко дёрнув плечами, ответил Егор, засунув руки подмышки.
– Эх, сейчас бы хлеба чёрного, в России привык к чёрному, тут только белый! – глядя вдаль, мечтательно произнёс турок.
– А у вас, что, муки не продают ржаной? Вы-то нас тут как в заключении держите, даже в магазине ни разу небыли. Ходите с нами, как надзиратели. Я за всё время был на почте, в аптеке да ещё на базаре.
– Ага, у вас всё и так есть, что зря шататься, мы уже раз сорвались. Ехать нужно. А вдруг вас обидит кто? Или что случится? Короче, так надо, всем так лучше. Я уже Лексею твоему всё говорил, спроси его сам, – Онур всем видом показал, что разговор окончен, подошёл к сараю с работниками, открыв дверь, гаркнул в темноту по-турецки. Внутри всё зашевелилось, как в растревоженном муравейнике.
«Ну и ладно, гордый какой! Спрошу у Лёхи», – зло подумал Егор, с силой хлопнув дверью, и вошёл в дом.
В доме все уже проснулись, скомкав свои спальные места, сложили их в углу зала. На столе парил чайник, ломаный лаваш и остатки соуса в чаше призывали к приёму пищи. Орхан уже приступил к трапезе: громко пил чай, окунал кусок лаваша в соус и аппетитно впихивал его в свой бездонный, как у пеликана, рот. Алексей задумчиво грыз кусок комкового сахара, его усы, отросшие за последние дни, намокнув от чая, грустно опустились вниз.
– Я вот одно не пойму, а на кой мы да и вы всё таскаете машинами? Не проще ли возить вагонами? Вот грузим машины, едем с перегрузом, нас все имеют, и что за кайф? Лучше заплатить за два вагона от и до, и, аля-улю, груз там, где должен, а мы, как настоящие красавчики, в купе приехали, разгрузили, оптом всё продали. Ништяк, как говорится, налицо.