‒ Что, нашли-то? Контрабанда таджикских тюбетеек? ‒ Егор попытался выудить информацию от пограничника, стоявшего в оцеплении приезжих, те стояли, понурив головы, в ожидании развития событий.
‒ Героин, граммов сто, завернут в носок, теперь всех заведут в приемник и жёстко обшманают, а в автобусе выборочно досмотрят скрытые полости. Просидят тут дня два точно, ‒ пограничник, молодой парень в звании ефрейтора, был весел и болтлив, видно, что солдат-срочник.
Вот, наконец, подошла очередь и джамбульского обоза. Шаланды заехали под свет фонарей и выстроились в ряд. Проверили документы на машины и паспорта, не хватало лишь декларации на товар, и, хотя вышедший из офиса таможни Онур упрашивал немного подождать, ждать не стали, запустив ещё партию грузовиков, начали досматривать их первыми. Прошло всего каких-то полчаса, и декларация очутилась в цепких руках турка, теперь он молча отдал её главному смены таможенников, ожидал вместе со всеми, когда закончится досмотр влезших вперёд нескольких шаланд, шедших с Узбекистана.
После находки наркотиков у таджиков пограничники и таможенники прямо сорвались с цепи и шмонали всё от личных вещей до рундуков под кузовом, самое плохое, что везущих картошку узбеков заставили проделать ход в кузове для собаки, и несчастные водители, расстелив на асфальт кошму, в двадцатиградусный мороз разгружали на неё нежный молодой картофель в красных и синих сетках. Турок засуетился, начал донимать Славика.
‒ Нет, мы не сможем так делать, у нас укладка плотный, обратно не сложить, всё заморозим!
‒ А я-то что, нужно идти к начальству, у меня таких прав нет, иди и обговори новые условия с моим шефом, и он решит.
И тут некстати окончился досмотр узбекских машин, узбеки стали спешно закидывать назад мешки, на них грозно кричали служивые.
‒ Давай живее, сваливайте отсюда, возитесь уже десть минут.
‒ Зачем разгрузка делал, теперь ждите два часа, мы права свои знаем, ‒ громко с надрывом и горечью кричали им в ответ несчастные люди, поморозившие часть товара.
Спешно рядом с узбекскими траками встали шаланды Онур-транса. Началась скрупулёзная проверка документов, запросили декларацию на товар, всё шло хорошо, таможенникам импонировало, что в колоне есть граждане России, и они сжалились над земляками.
‒ Всё отлично, но не обессудьте, приказ у нас ‒ все машины к досмотру!
‒ Всё, кранты, даже с учётом проданного лука, нам уже не впихать назад то, что выложим, делая метровый коридор для собаки! ‒ горестно кричал Орлов, по-женски заламывая руки и бесконечно крестясь.
Делать нечего, казахский МАЗ первым отворил ворота полуприцепа. Егор с молодыми турками спешно под окрики начал выгружать лук на расстелённую кошму, плотно укладывая мешки на небольшой утеплённый пяточек асфальта, делая проход по центру шаланды. На дворе наступила морозная сибирская ночь. Из рядом стоящего МАЗа высунулась взлохмаченная голова Михаила, он, матерясь выкрикнул:
‒ Твою налево, мороз тридцатка, а эти дёрнутые проходы заставляют делать, где же разум! Где, мать его, сострадание, государевы люди в лучших традициях обрекают работяг на убытки, прибивая живой бизнес!
Вот коридор уже пройден на глубину первых пяти метров, мокрые от работы турки с русскими усталыми, трясущимися руками отчаянно пытаются плотнее укрыть кошмой только что выгруженный товар, из последних сил делая отчаянные ускорения по выгрузке разрывающихся в руках сеток.
Вдруг все слышат знакомый голос Онура, кричащего издалека:
‒ Давайте назад всё толкай, не надо разгружать!
Все, включая таможенников непонимающе замерли, ожидая продолжения и объяснения причин, по которым турок начал давать всем приказы. С трудом переставляя ноги, к таможенникам подошёл мокрый от бега Онур и выкрикнул:
‒ Где тут старшой? Забирай приказ! ‒ турок протянул перед собой гербовую бумажку.
Невысокий худой таможенник, куривший в сторонке, молча подошёл и взял листок из рук Онура, знаком подозвал к себе офицера-пограничника. Офицер, достав рацию, начал суетливо забивать радиоэфир непонятными междометиями и вскриками. Прошло около пяти минут, как главный по досмотру объявил: