Но возчик настоял-таки на своем. Сели и поехали.
Вернулись назад на трех подводах, всего, что нужно, накупили. Первая подвода с продуктами плелась — мука, масло, сыр, кур даже накупили. Во второй был антрацит, а на третьей — дрова.
Приехали с покупками домой. Стали разгружаться. Под навесом темнело. Едва начали отбрасывать на галерее от двери уголь, сваленный при разгрузке кое-как, подул сильный ветер. Через несколько мгновений он превратился в редкий для этих мест буран. В минуту дня как и не бывало. Все потонуло во тьме. Ветер с полей понес на их пристанище сначала пыль, потом частицы земли с вырванными пшеничными растениями. Со всех сторон полетел снег.
Всю ночь в трубе завывал ветер. К утру дом очутился под тяжелым сугробом. Ни дверей, ни окон открыть было невозможно. Семь суток отсиживались, не видя белого света, отрезанные от людей. Спасло то, что как нельзя кстати успели завезти дрова, уголь, продукты. И незакрытая дверь на галерее помогла — брали снег, топили из него воду. Вот сторожу, как они узнали пос-лэ, жившему в домике через дорогу, было похуже. Дверь он запер с вечера, а к утру, да в последующие дни, приоткрыть ее не смог — намело по самую трубу. Чтоб добыть снега для воды, он вынужден был прорубить потолок и крышу.
Так прошла неделя. Буран наконец стих. Из Кореновской приехали люди и помогли…
В течение года с марта 1928 года супруги Лукьяненко работают в станице Крымской. Но вскоре их направляют на Чеченский сортоучасток института прикладной ботаники новых культур, куда они и перебираются в 1929 году. Расположен он близ селения Старые Атаги и стоял на отшибе, в нескольких километрах от аула. До Грозного сравнительно недалеко — километров двадцать.
Жили они и там всего год — Поля, он и появившийся уже к этому времени первенец. Предоставили им просторный дом, где они заняли шесть комнат.
Поначалу Павлу и Поле стоило немалых усилий привлекать местное население к работам на участке. Особая нужда в рабочих руках ощущалась весной и летом. Но по укоренившимся в этих местах обычаям мужчины все еще считали зазорным делом трудиться по найму. Вся же без исключения работа в доме целиком лежала на плечах женщин. Абречество, которое местные обычаи все еще удерживали в обиходе, по слухам, кое-где не совсем отошло в область преданий — на ночных дорогах нет-нет да и пошаливали.
Сезонный характер работы требовал немало рабочих рук, а нанимались к ним на участок не очень охотно. Только когда разрешили повысить оплату труда, удалось наконец заинтересовать местных женщин и молодежь.
Работы молодому агроному хватало. Частенько он сам становился за плуг, пахал, сеял, жал. И все это не только от переизбытка молодых своих сил, а еще и от безвыходности создававшейся время от времени ситуации.
Работа опытников стала главной для молодой четы. Это была та самая пора, когда академик Николай Иванович Вавилов осуществлял свои идеи интродукции наиболее ценных в хозяйственном отношении растений со всех континентов на территории СССР. Участок в Старых Атагах входил в сеть учреждений, созданных по предложению Вавилова и предназначенных для изучения растений в новых для них условиях. Все работы на участке велись по планам и указаниям неутомимого организатора сельскохозяйственной науки. Вместе со своими сотрудниками и зарубежными коллегами Николай Иванович не раз бывал в Старых Атагах. Академик приметил старания и исполнительность мужа и жены Лукьяненко. Советы и замечания Вавилова немало значили для дальнейшей судьбы Павла Пантелеймоновича.
На Чеченском сортоучастке испытывались тогда почти все сельскохозяйственные культуры, предназначенные для внедрения на Северном Кавказе, в том числе хлопок и рис. Из пшениц предпочтение отдавали тогда яровым сортам. В таких условиях трудно, казалось, за каждодневными хлопотами остановить свой выбор на чем-то одном. Все же Старые Атаги тем не менее научили Лукьяненко многому. Здесь он впервые вплотную столкнулся близко со многими проблемами того времени. Ведь то был начальный период коллективизации, и оба агронома принимают деятельное участие в этом деле. Зимними вечерами, когда полевые работы оказались позади, Павел с Полиной в одной из свободных комнат устраивают занятия. Они обучают неграмотных женщин чтению и письму.
Со временем еще одна из комнат просторного дома превращается в своеобразную сберегательную кассу для местных работниц. Трудились они на сортоучастке и ежемесячно откладывали на полочки, каждая — непременно на свое место, заработанные деньги. У всех была собственная заветная мечта, чаще всего покупка сепаратора или швейной машинки.
Пришло время, к Полине явилась непоседа Фатьма и объявила о намерении купить сепаратор. Взяла свои деньги и отправилась домой.
А наутро прибежала в слезах. Оказывается, все, что предназначалось для покупки, отобрал ее же муж. И в тот же день поздно вечером он привел в дом вторую, молодую, жену, отдав за нее калым — сумму, накопленную Фатьмой.
— Уеду я отсюда, — повторяла она, — поеду к отцу в Баку. Там не буду видеть этого человека.
К сожалению, никакие уговоры не помешали ей уехать.
Был на участке еще один работник. Звали его Муса. К Лукьяненко он относился с большой симпатией и уважением. Привез как-то Павел Пантелеймонович из города своему сыну Гене коробочки с пластилином. Мальчик сидел на полу и лепил. Муса, увидев пластилин, подсел к ребенку и принялся за работу. Из-под его рук выходили такие фигурки зверей, птиц и рыб, что отец с матерью не могли надивиться.
С тех пор Павел Пантелеймонович всякий раз из города привозил пластилин и для Мусы. Никто не учил его, а сколько смекалки, дарования, чувства меры и красоты было в тех небольших фигурках!
Как знать, быть может, в благодарность за хорошее отношение Муса однажды поступил, можно сказать, героически. Для нужд хозяйстве содержалось десятка три прекрасных коней. В один из праздничных дней со стороны Старых Атагов налетело несколько всадников. Они пытались отбить животных и увести их в горы. Надо было видеть, как он смело встал на их пути!
Но жизнь, разумеется, складывалась не только из всяческих приключений. Было одно важное начинание, которое определило на долгие годы вперед характер занятий Павла Пантелеймоновича. Работая на опытных участках, он вплотную сталкивается с таким недугом хлебных растений, каковым оказалась ржавчина, и задумывается над тем, сколь велик и ощутим вред, наносимый ею. Зимними вечерами Павел Пантелеймонович подолгу задумывается об этом, изучает литературу. Он замечает, что местные сорта обычно в значительной степени страдают от такого бича. А вот вывезенные из Канады, к примеру, почти не подвержены этому заболеванию. Лукьяненко делает обширные выписки, обобщает свои наблюдения и цифры. Книги и статьи подтверждают: бороться против ржавчины почти невозможно, применение против нее химии неэффективно, да и слишком дорого обойдется. Советуют создавать новые, не подверженные заболеванию сорта. Но как это сделать, кто даст совет? У него такого опыта нет…
Пока что из своих наблюдений он знал, что местный яровой сорт слабо поддается болезни. Он пробует сеять такой сорт под зиму в надежде превратить его со временем в озимый, невосприимчивый к опасной болезни. Наблюдения Лукьяненко были опубликованы в Грозном в 1930 году. Называлась его статья «Сорта яровых пшениц в озимом посеве».
В октябре 1930 года семья Лукьяненко перебирается в Краснодар.
После зеленой Чечни город показался серым и пыльным. На улицах лишь кое-где росли деревца, цветов же почти никто не сажал. Возле городского парка рядом с медицинским институтом высилось недавно отстроенное здание так называемой «стодворки» — большого жилого дома. О невиданном доме в городе было немало разговоров. А в общем-то город за время их отсутствия не изменился. Как и пять лет назад, трамвай тащился по улице Красной мимо куполов белого собора, а за мельницами, почти у самого Сенного, все так же стоял памятник двухсотлетию Кубанского казачьего войска. Он до мелочей был знаком Лукьяненко уже хотя бы потому, что практические занятия по минералогии в институте проходили именно здесь — преподаватель приводил сюда студентов, и они изучали минералы, из которых был сложен обелиск. Они постигали поясок за пояском, поднимаясь от цоколя к самому верху: розовато-серый лабрадорит, угольно-черный базальт, гранит, шпат полевой… С тех пор он усвоил, что этот памятник сделан из тех же горных пород, из которых сложены горы Кавказа.