Не один год напряженной работы прошел на Краснодарской селекционной станции, прежде чем в 1938 году комиссия по сортоиспытанию впервые районировала выведенные им гибридные сорта Краснодарка-622/2, Первенец-51 и Гибрид-622. Это был первый успех.
…Родилась дочь Оля. А сын так вырос, что его и не узнать. Пора думать, какое дело он выберет себе на всю жизнь. Может быть, селекцию? Хотя мать подмечает у него и другие наклонности. Только-только встававший на ноги, не по годам крепкий телом, он уже не раз примерял отцовский костюм, и к голосу его недаром прислушиваются и сверстники, и те, что постарше, говоря: «Посмотрим, как Гена!» Прекрасно, что его не покидает мечта сделать что-то интересное, важное. В технику — автомобили, радио, конструирование планеров — Гена, как видно, страстно влюблен и постоянно с чем-либо возится, что-то переделывает или создает по своему замыслу. Мать, обратив внимание на эту склонность сына, не раз говорила Павлу Пантелеймоновичу: «Смотри, в нашу породу пошел, в род Поповых». И, разложив на столе фотографии, она долго выискивает черты сходства у Гены с его дедушкой по матери, прожившим всю жизнь во Владикавказе, где прошло детство и юность и самой Полины Александровны.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Глава первая
Не думали, не гадали Павел Пантелеймонович с Полиной Александровной ранним утром 22 июня 1941 года услышать это страшное слово. Сразу изменилась мирная жизнь поселка. И без того малолюдный, он стал пустеть день ото дня. Уходили на фронт рабочие, трактористы, сеяльщики. Пришло письмо из Ивановской от отца. Пантелеймон Тимофеевич сообщал, что братья Петр и Василий, проживший много лет в Ростове, уходят в армию. «Совсем старик стал, — подумал про отца Павел Пантелеймонович, — девятый десяток пошел, а духом не падает, как и весь наш народ, верит, что придет конец фашисту».
…Мирная жизнь кончилась. Павел Пантелеймонович стал еще более замкнутым. Он видел общее народное горе и понимал, что теперь не время для селекции. Жаль, но придется сворачивать с размахом задуманный им фронт исследований. А ведь сколько намечено сделать! И твердую озимую пшеницу решил вывести для качественных макарон, и ветвистыми пшеницами занимался, и перспективный низкорослый неполегающий сорт в работе, для окончания которой еще потребуется минимум десяток лет…
Урожай летом 1942 года выдался отличный. Собранный хлеб лежал ворохами на току селекционера, и машины едва поспевали вывозить скопившееся зерно. Крайком партии торопил с вывозом, так как обстановка на фронте складывалась тяжелая. Потерпев поражение под Москвой, фашистские вояки круто меняют стратегический план ведения войны. Танковые армады неприятеля устремляются к югу, в хлебородные районы, чтоб отрезать Москву от жизненно важных районов снабжения, а тем временем достичь кавказской нефти. К лету ожесточенные сражения с захватчиком развернулись в донских степях, и к концу июля под угрозой оказался Ростов. Теснимая превосходящими силами противника, Красная Армия вынуждена была пядь за пядью отступать. Вскоре враг вплотную приблизился к кубанской земле.
Павла Пантелеймоновича с самого начала войны предупреждали, что в армию он не должен идти: хлеб ведь тоже является оружием борьбы. И труд его приравнивается к ратному.
Приходили письма с фронта от старших братьев Василия и Петра, шли из Ивановской письма от отца, они придавали ему силы и уверенность в святости народного подвига.
Сводки Совинформбюро приносили безрадостные вести. Немцы развили наступление на востоке края в направлении Армавира. На днях Павел Пантелеймонович — в который раз за последнее время — побывал в крайкоме партии. Он давно как заместитель директора института был ознакомлен с планом эвакуации. Но все не верилось, теплилась какая-то надежда на чудо. Увы! Чуда не случилось. Лукьяненко было приказано в кратчайший срок подготовиться к эвакуации наиболее ценного имущества селекционной станции в ближайшие дни.
Начались спешные сборы. Павел Пантелеймонович и Полина Александровна потеряли счет времени. Следили за упаковкой, давали распоряжения. В эти-то дни им некогда было вспомнить даже о сыне. А он все время где-то пропадал.
Эвакуация началась в один из августовских дней 1942 года. В небе висели вражеские самолеты, где-то далеко слышался тяжелый гул дальнобойных орудий. В назначенный час стали выезжать с территории в строгом соответствии с предписанием. Думали, что Гена нагонит их в пути, но вот уже и мост через Кубань позади, а его все нет и нет…
На подводе, которую должен был вести Гена, проехала одна из работниц селекционной станции по имени Миля. Павел Пантелеймонович никому, кроме нее, не доверил бы сорт пшеницы, который после войны станет известен как Новоукраинка-84. Дорога под Саратовской была изуродована бомбами. Немцы уже вошли в Краснодар, и над головами все чаще стали проноситься самолеты с черными крестами. Они сбрасывали свой груз, стараясь попасть в ниточку моста, возле которого время от времени скапливались то полуторки с подводами, то стада угоняемых в горы лошадей и коров. Работники станции двигались каждый на своей подводе, соблюдая интервал в полчаса, чтобы в случае нападения с воздуха не был уничтожен одним заходом весь обоз. Впереди Полина Александровна. За ней следовал Павел Пантелеймонович. На его подводу был уложен весь селекционный материал. Небольшие сумочки-пакеты тщательно упакованы в ящики и мешки. В них лежали все имевшиеся на опытной станции образцы пшеничных растений, кропотливо отобранные в небольших количествах.
Когда первая пара лошадей благополучно миновала опасное место и поднялась на пригорок, Полина Александровна оглянулась и увидела, что переправа и вовсе разбита и повреждения настолько серьезны, что теперь требуется величайшая осторожность при продвижении вперед.
— Осторожно съезжай, Павел! Мостик разбит! — успела предупредить она показавшегося из-за бугра мужа.
Уже передние копыта его коней готовы были, казалось, ступить на доски, как Милькины лошади ни с того ни с сего вдруг понесли, вмиг настигли подводу Павла Пантелеймоновича и врезались в нее. Обе подводы сцепились и полетели под откос.
Совсем рядом по полотну железной дороги из-за поворота показался эшелон. На открытых платформах ехали и конные и пешие, везли пушки и иной ратный груз. Была ночь. С поезда дали свет. Луч прожектора полоснул темный провал откоса и высветил на дне подводу с лежащим неподалеку телом. Пока вытаскивали подводу, из леса выбежала женщина с распущенными волосами, глаза ее были широко открыты, она металась в яркой белизне прожекторного снопа и вопила: «Здесь! Они убили их!» Зияла воронка, да далеко, метрах в двадцати от нее, валялись два обгорелых колеса от полуторки. Вокруг были разбросаны щепки и куски искореженного металла. Из сбивчивых фраз несчастной женщины удалось узнать, что бомба попала в грузовик, на котором ехала ее семья — муж и двое детей. Из ее слов было невозможно понять, сколько времени она здесь блуждает, тем более что она снова направилась к лесу. Неожиданно над краем леса появился немецкий самолет, который пронесся над их головами с такой быстротой, что никто не успел даже испугаться. Все побежали к лесу, когда шум давно исчез.