«…Я радуюсь и горячо поздравляю вас с большой победой — преодолением рубежа урожайности озимой пшеницы в 50 центнеров с гектара! По 53,2 центнера с гектара этой культуры на всей площади еще никто никогда у нас не получал. Это поистине богатырский урожай!
При посещении вашего хозяйства в прошлом году на меня произвели большое впечатление чарующий вид ваших пшеничных полей и любовно выхоженные чеканные квадраты пропашных культур».
В наш век науки и техники мало кто удивляется, быть может, даже самым высоким урожаям. А Павел Пантелеймонович как никто иной знал тяжесть и ответственность крестьянского труда, потому что с детства усвоил, что где-где, а на поле булки не растут. Оттого он и продолжает письмо, памятуя, что земля и хлеб требуют неусыпной заботы и ласки, они как привередливое капризное дитя:
«Да, видно, любят ваши люди землю и растения! Иначе таких полей и такого урожая не было бы».
Наконец-то приходит время, когда его сорта, дающие на сортоучастках при испытаниях урожаи до 80 и более центнеров с гектара, и в производственных посевах стали превышать пятидесятицентнеровый рубеж. Велика сила сорта, но и он, оказывается, еще не все решает. Теперь особенно стало важно, чтобы каждый занятый производством хлеба понимал и знал хорошо жизнь почвы и жизнь растения, его особенности на определенных стадиях и т. д. Только тогда возможен максимум отдачи.
А то ведь доходит и до курьезов. Выйдет на трибуну какой-нибудь руководитель хозяйства и говорит, что вот, мол, в этом году какой урожай слабый — чуть больше двадцати центнеров Безостой-1, собрали. Надо бы, неплохо бы, говорят, заполучить и новый, более урожайный сорт. Вот тогда и поговорим, возьмем и покажем себя!..
Хмурясь, Лукьяненко слушал подобные выступления, да и думал: «Какая огромная разница! 80 центнеров с гектара на сортоучастке и 20, ну пусть 30 в производственных условиях. Всего 30! Надо искать выход». А тут и выработка четких, обязательных для каждой зоны, каждого хозяйства сроков посевов. Чего греха таить, сеют ведь кое-где все еще от сентября до декабря. Как тут не вспомнить ответ М. И. Калинина на вопрос колхозника, когда лучше сеять хлеб: «Лучше всего в один день посеять». Уже давно известно, что слишком ранние августовские посевы приводят к снижению урожайности, да и качество хлеба страдает — растения подвергаются нападению разного рода хлебных вредителей, к зиме они, как правило, перерастают, плохо закаляются. В результате хлеб часто вымерзает на больших площадях.
Павел Пантелеймонович знает, что и поздний посев также приводит к отрицательным последствиям. Растения не успевают набрать силы и погибают на больших площадях, а бывают случаи и почти полной гибели озимой. Выход один. Сеять надо в оптимальные сроки, чтобы растения смогли хорошо подготовиться к зимовке и с наступлением весны тронуться в рост.
Другой путь, считает он, — это совершенствование агротехники возделываемой культуры. Если специалисты всех уровней справятся с этими задачами — высокий урожай гарантирован. Слов нет, никто не застрахован пока от вечно изменяющихся погодных условий. Здесь, разумеется, год на год не приходится. И все же практика, опыт говорят только об одном — у того, кто правильно использует агротехнические приемы, где вовремя сеют и убирают, выполняют рекомендации ученых, там и в самый, казалось бы, трудный по погодным условиям год собирают урожаи намного большие, чем в хозяйствах, где по каким-либо причинам хотя бы в какой-то мере не соблюдаются уже перечисленные требования.
Селекция пшеницы давно уже перешагнула границы между странами и стала делом интернациональным. Нет теперь, пожалуй, уголка на земном шаре, где бы селекционеры брались за создание нового сорта, не зная и не используя достижений в этой области в других странах — на Западе ли, на Востоке. Да и зачем повторять путь, пройденный уже до тебя, зачем изобретать колесо, когда оно уже есть? Это одна сторона дела. А вот чувства и стремления помочь не только своему народу иметь гарантированные урожаи с хлебного поля, но и облегчить участь миллионов страждущих в так называемых странах развивающихся — этим руководствуются все в большей мере виднейшие селекционеры планеты, отдавая подчас всю энергию, весь энтузиазм свой выполнению благороднейшей задачи — решению хлебной проблемы.
Павел Пантелеймонович в последние годы стал обращать внимание на подвижническую деятельность одного из самых заметных селекционеров в области выведения новых сортов яровой пшеницы мексиканского ученого Нормана Борлауга. Он ценил его и как неутомимого труженика, замечательного организатора и оптимиста, создавшего в условиях Мексики короткостебельные высокоурожайные сорта яровой пшеницы, который стяжал себе славу отца «зеленой революции».
Все началось с того, что Борлауг передал в дар индийскому народу 100 килограммов семян выведенной им пшеницы. Через несколько лет ученые Индии, Пакистана и Филиппин, проведя огромную работу по адаптации и внедрению в производство предоставленных им сортов, смогли наконец передать семена долгожданной культуры на обширные поливные поля. Весь мир заговорил об успехах в этих странах как о начале «пшеничного переворота», а досужие западные журналисты пустили в оборот прижившийся на страницах газет и журналов термин «зеленая революция».
В 1971 году корреспондент «Литературной газеты» обратился к Павлу Пантелеймоновичу с просьбой прокомментировать, что же такое представляет собою «зеленая революция».
Конечно, существо вопроса, как никому другому, Лукьяненко было понятным. Кому, как не ему, пристально следившему за всеми достижениями в мировой практической селекции, столь близок и понятен этот вопрос. Тем более что с Норманом Борлаугом он не раз встречался на симпозиумах и конгрессах. Мексиканский селекционер приезжал и в Краснодар, чтобы своими глазами посмотреть на «чудодея» Лукьяненко на той самой земле, где у него год за годом выходят на поля сорта, удивляющие мир. Что ни говори, а мексиканские сорта дают всего лишь до тридцати центнеров с гектара (это потолок), а лукьяненковские порой и за шестьдесят, особенно последние — Аврора и Кавказ. Да и Революция в Индии и Пакистане смогла увеличить урожайность только до тринадцати с половиной центнеров с гектара, всего в два раза больше, чем прежде.
Думая о Борлауге, Лукьяненко высказал в интервью корреспонденту «Литературной газеты» замечательную мысль. Она давно волновала его, и он не мог об этом не упомянуть:
«Надо сказать, что в прессе часто появляются статьи о научных открытиях и технических новинках. Конечно, новейший сверхзвуковой лайнер и обнаружение новой атомной частицы — события важные и интересные. Но вот о работах селекционеров пишут мало — вроде бы тема не романтическая, а в новом сорте пшеницы не так зримо воплощены достижения прогресса, как, скажем, в синхрофазотроне диаметром в два километра.
Однако беспрецедентное решение Нобелевского комитета, присудившего премию агроному, доказывает, что в колосе сегодняшнего хлеба — в том, какова его урожайность, где он растет, кого накормит — сконцентрирована не только научная мысль, но и ее мировая значимость. Сегодняшний хлеб — плод совместных усилий ученых всех стран, их международного сотрудничества, имеющего свою историю».
Сам Павел Пантелеймонович много сил и энергии в последние годы своей жизни отдал международному сотрудничеству в области селекции пшеницы. Об этой стороне его деятельности свидетельствуют как многочисленные поездки к зарубежным коллегам, так и визиты в Краснодар делегаций из многих стран, то участие, которое он принимал в работе международных симпозиумов, и неоспорим большой личный вклад, привнесенный нашим замечательным ученым в это дело. Он много размышлял о развитии контактов между селекционерами, связей, призванных служить не только взаимному пониманию и сотрудничеству, но и служащих единой, общей для селекционеров всех стран цели — продвижению селекции по пути дальнейшего прогресса. Как человек высокого гражданского долга, коммунист, он мыслил масштабно, заглядывая далеко вперед. «Ведь конечная цель всего человечества, — говорил он, — избавить население нашей планеты от постоянной угрозы голода, от постоянного недоедания, которые, к великому сожалению, испытывает на Земле один миллиард человек. И вовсе не перенаселение является причиной бедствий теперешнего и будущего поколений в большинстве развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки. Тяжелое наследие колониализма и тот социальный строй, позволяющий незначительным в процентном отношении социальным группкам завладеть в конце концов результатами общественного производства, являются этой причиной. Тут мало что решает филантропическая деятельность, пусть и ярко одаренных, честных личностей. Даже таких, как, скажем, Норман Борлауг… Нужны коренные социальные преобразования общественного строя, как это имело место у нас. Прежде всего это решит многие кричащие проблемы «третьего мира». А там уже слово и за селекцией, когда вплотную можно будет приступать к решению продовольственной проблемы».