Да, селекционеры всего мира должны наконец объединить свои усилия, делиться информацией о своих достижениях, поставив на службу человечеству все свои знания и немаловажные открытия. Этой вот идеей и руководствовался Лукьяненко, отправляясь на конгрессы и симпозиумы, будь то София или Прага, Лондон или Париж, Анкара или Шведская королевская сельскохозяйственная академия.
Глава вторая
Всего три дня ему довелось пробыть в Париже. Жить пришлось в небольшой гостинице «L’Avenir», где все напоминало XVIII век. И только лифт, в который они попадали, войдя во двор, был «гостем» двадцатого столетия. Рядом, совсем неподалеку, Люксембургский сад. Говорят, это сердце Латинского квартала, в котором обитают студенты.
В свободное время после шумного дня вдвоем с дочерью они отправлялись прогуляться по бульвару Сен-Мишель. Тут же знаменитая на весь свет Сорбонна. По бульвару прохаживаются «миди» и «макси», «мини» и чопорные франты в костюмах классического покроя — от всего этого смешения и пестроты рябит в глазах. На решетке у метро спят несколько молодых людей довольно-таки странного обличья — предлинные волосы, живописные лохмотья, долженствующие, по-видимому, означать лишь то, что эти особы все же одеты. Возлежащих хиппи полиция безуспешно пытается препроводить подальше от столь людного места…
Да, весел, беззаботен Париж по вечерам, когда манит прохожих загадочным мерцаньем свечей, роскошными витринами дорогих магазинов. Вот люди сидят за столиками кафе, что расположились прямо на тротуаре. Часами потягивают они через соломинку аперитив и абсент и кажутся неотъемлемой частью городского пейзажа. А тут вдруг смолкли струны гитары, и парень, только что исполнявший нехитрые песенки, обходит круг слушающих с беретом в руке. Звон гитарных струн сменяет иной звук. Это падают мелкие монеты — награда за импровизацию. Не раз наблюдали они с дочерью Ольгой такие сцены и в метро, и в парках столичного города.
И только на другое утро, когда отправлялись в Версаль, где находилась опытная станция, они увидели другой Париж. Теперь он наблюдал то, что буднично и понятно. Вереницы автомобилей самых разных марок и габаритов вдруг скапливаются то там, то здесь, образуют глухие пробки. В длинных шлейфах отработанного газа надолго безмолвствуют заокеанские лимузины и роскошные «ситроены», из окон которых с задних сидений тоскливо поглядывают холеные псы, покорно выжидают демократические «рено» и «пежо». Не без гордости парижские гиды рассказывают им, что площадь всех машин Парижа больше площади улиц города. Кажется, все от мала до велика уселись за руль и мчат неведомо куда.
На набережной Сены у букиниста они среди старинных томиков и фолиантов увидели и русские книги — Бунина, Шмелева, Ремизова. Улучив минутку, смогли выбраться к Эйфелевой башне. Вместе с дочерью Павел Пантелеймонович поднялся на вторую ее площадку, откуда они смогли полюбоваться панорамой ночного города. На Монмартре задержались у громадины Сакр-Кёр и там вплотную столкнулись со знаменитой парижской богемой. Со всех концов света съезжаются сюда безвестные пока художники, писатели, артисты — искать себе славы. Запомнились почему-то гарсоны с красными полотенцами, и красные же зонты над столиками уличного кафе, да то, как ходили в Лувр, посмотрели наконец «Джоконду».
Во все время той поездки во Францию, особенно находясь в пути, он непременно что-нибудь обдумывал. И тогда, когда непосредственно выполнял свое дело, встречаясь с французскими коллегами, и по дороге в Версаль или Дижон, или на существующую уже более двухсот лет селекционную фирму Вильморен, об основателях которой читал еще до войны у Николая Ивановича Вавилова, и когда девушка-гид, она же шофер, выпив перед дорогой порцию аперитива, как ни в чем не бывало садилась за руль, и они мчались на изрядной скорости, не нарушая, к счастью, дорожных правил. Десять дней, с третьего по двенадцатое июня 1971 года, находился Павел Пантелеймонович во Франции. Он приехал сюда работать, знакомиться с методами получения высокоурожайных сортов пшеницы.
За это короткое время ему удалось посетить Национальный центр научных исследований по сельскому хозяйству в Париже, Центральную опытную станцию генетики и улучшения растений в Версале, опытные станции Центра сельскохозяйственных исследований в Клермон-Ферране, Монте-Лимаре, Дижоне и, конечно, знаменитую фирму Вильморен.
В Версале Лукьяненко заинтересовался методикой выращивания растений в теплицах. В Клермон-Ферране обратил внимание на новейшие карликовые сорта пшеницы, собранные из разных стран мира. Он отметил в своей записной книжке, что эти сорта можно порекомендовать нашему ВИРу для пополнения коллекции. Тогда же, во время той поездки, он отмечает, что шведское оборудование для ускоренного определения лизина с применением красителя может представить определенный интерес для наших исследовательских учреждений. По мнению Павла Пантелеймоновича, заслуживает внимания при селекции на устойчивость к ржавчине использование применяемого на французских опытных станциях следующего метода. Это создание на селекционных посевах инфекционных фонов. Достигается оно путем обсева питомников наиболее восприимчивыми к разным видам ржавчины сортами, с искусственным заражением их популяциями видов ржавчины.
К осени, когда ночи стали совсем холодными и дикий виноград на балконах запылал багрянцем, уже к самому севу были получены от любезных французов долгожданные семена и фотографии, которые живо напомнили ему Париж и Версаль и прекрасную поездку во Францию. И Лукьяненко пишет письма в Дижон Ж. Коллеру из Национального института агрономических исследований, Л. Хеллеру из Национального союза зерновых кооперативов в Париже на авеню Мак-Магон, а также в Версаль на Центральную станцию генетики и селекции растений П. Орё, приславшему образцы семян для коллекционного питомника.
Глава третья
Немного времени прошло с тех пор как районировали Безостую-1. Однако этот сорт успел утвердиться не только на огромных площадях юга нашей страны. Он стал занимать значительные площади в странах социализма. И не было меры благодарности автору чудесной пшеницы от тружеников и ученых как пашей Родины, так и из-за рубежа. Наперебой приглашают Лукьяненко приехать и посмотреть поля, засеянные Безостой, хотят услышать непосредственно из его уст советы по возделыванию, просто поговорить с глазу на глаз.
Письма из всех уголков страны и из-за границы, в которых сообщалось о Безостой, у Павла Пантелеймоновича хранились отдельно. Просматривая их, он делал пометки в отдельной тетради, сравнивал, обобщал. Вот письмо от агронома Гено Бытева из Болгарии, работающего близ Бургаса. Еще в ноябре 1965 года оп писал, обращаясь к Лукьяненко:
«Я агроном. 10 лет испытываю разные сорта озимой пшеницы. В то же время я занимаюсь селекцией озимой пшеницы.
Я хочу создать сорт, который будет приспособлен к условиям нашего района — сухая осень, бесснежная зима с температурой ниже —17°, а весна с регулярными суховеями.