-Что делаешь? – спрашиваю я, подходя к окну. Шторм сел рядом и подставлял свои пернатые бока, чтобы гладила. Как кошка.
-Луна? Да… - он вздохнул и явно бы чем-то расстроен. – Гермиона и Рон опять поругались, а я не хочу их слушать, - передернул печами и, разглядывая как Хагрид, что-то капает на своих грядках.
-Сочувствую. Быть другом пары, которая вечно устраивает любовные игрища то еще удовольствие.
-Что? Да нет! – вздрогнул парень и посмотрел на меня как-то ошалело. – Просто порой у них не сходятся мнения. Сегодня опять поцапались из-за эльфов.
-А? Точно вы же еще не понимаете, - немного порозовела я, проболтавшись. – Хотя постой. Тебе же нравилась одна девочка, – парень смутился и кивнул.
-Самая лучшая, - вдруг признал. – Но мы слишком мало видимся и не общаемся.
-Можно как потеплеет устроить совместную небольшую тренировку, - предложила я. – Только ловцы. Полетаем, развеемся, глядишь, и стеснение уйдет.
-Не стесняюсь, я…, - парень покраснел еще сильнее, а я усмехнулась и похлопала его по плечу.
-Да все нормально, - и мы оба стаи следить за лесничим. – Интересно, что он там копает? Сопло-хвосты же закончились, - а мои карманы внушительно пополнились золотыми.
-Да, хоть уроки стали более разнообразными. На прошлых уроках приводил к нам единорогов.
-Да ты что! И я пропустила? – расстроилась я.
-Да, жеребята очень милые и красивые. Девчонки пищали от восторга.
-Эх, - воздохнула я, поглаживая перышки птички.
-Луна, а у тебя самой было что-нибудь интересное? Ну, кроме проклятого турнира, - я припомнила все события и непонятки и качнула головой. – Нет. Ничего такого… - Из кареты Шармбатона вышла мадам Максим. Она подошла к Хагриду и определенно попыталась завести с Хагридом разговор. Хагрид перестал копать, оперся на лопату но, похоже, не был расположен к беседе, потому что очень скоро мадам Максим вернулась в свою карету.
-Весна идет - весне дорога, - говорю задумчиво я.
***
-Но, но, но! Вы не имеете право! Я должна забрать детей отсюда… - скандалила на повышенных тонах женщина в приличном возрасте, но для него непривычно бойкая. Она была в длинном зеленом платье с изъеденной молью лисой и остроконечной шляпе украшенной чучелом стервятника. У нее были довольно длинные покрашенные темно-зеленым цветом ногти и пара мужчин уже были с живописно исцарапанными лицами, а стервятник так опасно шатался, что норовил клюнуть кому-нибудь в глаз.
-Я сказала: только после опроса, - холодно произнесла невысокого роста женщина. – Подождите за дверью.
-Какого еще…? Да вы! Я буду жаловаться, - её почти вытолкнули несчастные замученные мракоборцы.
-Да, пожалуйста, - женщина невозмутимо поправила на коленях планшет, и запустила в воздух самопишущее перо, перед этим лизнув кончик.
-Мне, кажется, тут совершенно нечего ловить, - заметил молодой мужчина. – Амелия? Это же не какой-то вопиющий несчастный случай, требующий расследования наших отделов! У нас и так дел…
-Помолчи, Арнольд, - бросила она, разглядывая мужчину и женщину, которые уже оделись в нормальную одежду. – И тщательно проверь помещение на наличие всего необычного и вредоносного.
-Что? – Арнольд глубоко набрал воздуху и выдохнул, а потом махнул рукой и скучающим взглядом обвел помещение.
-И так, мисс, вы очнулись первая? Что вас окружало?
-Я не понимаю, почему допрос? Ведь прошло столько лет, - произнесла растерянно женщина.
-Все это может быть взаимосвязано с прошлым, а может, и нет. Но я никогда не поверю в случайность того, что неожиданно ни с того ни с сего сами в одной палате без участия целителей исцелились трое сложных пациентов. – Произнесла Амелия. Френк и Алиса переглянулись, а потом рассказали, что видели. Они и не подумали что-то скрывать, ведь Ксено раньше являлся их другом и в какие-то непонятные и злые намерения они поверить не могли.
-Можно я выйду? – спросил вдруг Златопуст. Как очнулся он большую часть времени прибывал в прострации и целители было подумали, что он такой же как и раньше. Но это было не так, ведь он отвечал на вопросы четко и по существу, да и взгляд перестал быть рассеянным. Сейчас мужчину тошнило, и даже позеленел лицом. Не сразу, но его выпустили в уборную с сопровождением. Бывшего профессора трясло и лихорадило. И это была не болезнь. Сейчас для него вся его сознательная жизнь была как бы его и в тоже время совсем не его. От ярких воспоминаний своих деяний желудок выворачивало наизнанку.
-Как же паршиво, что я вспомнил, - посмотрел на свое бледное измученное отражение. По лицу стекали капельки воды, удивительно, но вьющиеся волосы лежали как будто только после укладки.