Слуга изъ отеля, убиравшій его комнату, отвѣтилъ на его разспросы. Гибралтарскіе евреи празднуютъ какъ разъ праздникъ Кущей, одинъ изъ самыхъ большихъ праздниковъ въ году, установленный въ память продолжительныхъ скитаній израильскаго народа по пустынѣ. Чтобы не забыть о скорби и страданіяхъ этого перехода, евреи должны были ѣсть на вольномъ воздухѣ, въ хижинѣ, напоминавшей палатки и шалаши ихъ отдаленныхъ предковъ. Наиболѣе фанатичные, наиболѣе приверженные къ старымъ обычаямъ, ѣдятъ, стоя, съ палкой въ рукѣ, словно послѣ послѣдняго куска должны снова отправиться въ путь. Еврейскіе коммерсанты, живущіе на главной улицѣ, устраиваютъ свою хижину на балконѣ, евреи изъ бѣдныхъ кварталовъ – на патіо или во дворѣ, откуда могли видѣть кусокъ чистаго неба. Тѣ, кто по отчаянной бѣдности ютились въ конурахъ, приглашались ѣсть въ хижины болѣе счастливыхъ съ тѣмъ братскимъ чувствомъ, которое крѣпкими узами солидарности связываетъ представителей этого народа, ненавидимаго и гонимаго врагами.
Хижина, которую видитъ Агирре, принадлежитъ сеньорамъ Абоабъ (отцу и сыну), банкирамъ-мѣняламъ, контора которыхъ находится на этой же Королевской улицѣ черезъ нѣсколько домовъ. И слуга произносилъ имя Абоабъ (отца и сына) съ тѣмъ суевѣрнымъ почтеніемъ и вмѣстѣ съ тѣмъ съ той ненавистью, которую бѣдняку внушаетъ богатство, считаемое имъ несправедливостью.
Весь Гибралтаръ ихъ знаетъ! Знаютъ ихъ даже въ Танхерѣ, въ Рабатѣ и Казабланкѣ. Развѣ сеньоръ ничего о нихъ не слыхалъ? Сынъ ведеть дѣло, но отецъ тоже находится въ конторѣ, освящая все своимъ присутствіемъ почтеннаго патріарха, авторитетностью старости, которую еврейскія семейства считаютъ непогрѣшимой и священной.
– Если бы вы, сударь, видѣли старика! – прибавилъ слуга съ болтливостью андалузца. – У него бѣлая борода вотъ этакая, до самаго брюха, а если бы его опустить въ горячую воду, она сдѣлалась бы болѣе сальной, чѣмъ въ горшкѣ, гдѣ готовится пища. Онъ почти такой же грязный, какъ великій раввинъ, который у нихъ въ родѣ, какъ епископъ. Но денегъ у нихъ тьма тьмущая! Золото они забираютъ цѣлыми пригоршнями, Фунты стерлинги – лопатами. А если бы вы видѣли пещеру, въ которой они торгуютъ, вы удивились бы! Настоящая кухня! И не повѣришь, что тамъ могутъ храниться такія богатства!
Когда послѣ завтрака Агирре вернулся наверхъ въ комнату за трубкой, онъ замѣтилъ, что хижина сеньоровъ Абоабъ была занята всей семьей. Въ глубинѣ онъ, казалось, различалъ бѣлую голову старика, предсѣдательствовавшаго за столомъ, a no обѣ его стороны руки, опиравшіяся на столъ, юбки и брюки: – остальная часть ихъ фигуръ быяа невидима.
На террасу вышля двѣ молодыя женщины, которыя на минуту взглянули на любопытнаго, стоявшаго у окна отеля; а потомъ обратили свои взоры въ другую сторону, словно не замѣчая его присутствія. Сеньориты Абоабъ не показались Агирре красавицами. Онъ подумалъ: – красота еврейскихъ женщинъ – одно изъ тѣхъ многихъ ложныхъ мнѣній, освященныхъ привычкой и временемъ, которыя принимаются безъ всякой критики. У нихъ были большіе глаза, красивые, какъ глаза коровъ, подернутые дымкою и широко раскрытые, но ихъ портили густыя выпуклыя брови, черныя и сросшіяся, похожія на двѣ чернильныя черты. У нихъ были толстые носы и подъ зарождавшейся тучностью начинала исчезать юношеская стройность ихъ тѣлъ.
Потомъ вышла еще одна женщина, безъ сомнѣнія, ихъ мать, дама, до того полная, что тѣло ея колыхалось при каждомъ движеніи. У нея были тѣ же красивые глаза, также обезображенные некрасивыми бровями. Носъ, нижняя губа и мясистая шея отличались дряблостью. Дама уже перешагнула за черту роковой зрѣлости, которая только что начинала обозначаться въ дочеряхъ. Лица у всѣхъ трехъ были желтовато-блѣдны, того некрасиваго цвѣта, который свойствененъ восточнымъ расамъ. Ихъ толстыя, слегка синія губы указывали на нѣсколько капель африканской крови, примѣшавшихся къ ихъ азіатскому происхожденію.
– Ого! – пробормоталъ вдругь Агирре, охваченный удивленіемъ.
Ha террасу изъ глубины хижины вышла четвертая женщина. Вѣроятно, – англичанка. Испанецъ былъ въ этомъ увѣренъ. Смуглая англичанка съ синевато-черными волосами, съ стройнымъ тѣломъ и граціозными движеніями. Вѣроятно, креолка изъ колоній, результатъ союза восточной красавицы и англійскаго воина.
Безъ застѣнчивости посмотрѣла она на окно отеля, разсмотрѣла испанца пристальнымъ взоромъ дерзкаго мальчика и смѣло выдержала его взглядъ. Потомъ повернулась на каблукахъ, словно желая начать танецъ, обернулась къ любопытному спиной и оперлась на плечи двухъ другихъ молодыхъ дѣвушекъ, толкала ихъ и съ удовольствіемъ, среди громкаго смѣха, тормошила ихъ лѣнивыя тучныя тѣла своими руками сильнаго эфеба.