— Ты никогда не помогал мне и никогда не будешь, — продолжала она, глядя ему прямо в глаза. — Джейк, по крайней мере, хочет помочь мне. Я пытаюсь отблагодарить его, как могу. Это не много, но он молод. Он может не догадываться об этом.
— Да, молодой и легкомысленный, — сказал Колл. — Будет жаль, если он скомпрометирует тебя.
Не задумываясь, Мэгги швырнула в него горячую кукурузную муку из полной кастрюли. Большая часть муки пролетела мимо, но немного ее попало на его рубашку. Вудро выглядел таким испуганным, как будто индеец с томагавком только что высунулся из шкафа. Он был поражен, и еще больше находился в недоумении. В индейца он стрелял бы, но в нее он не мог стрелять, и поэтому понятия не имел, что сказать или что делать. Он был так удивлен, что даже не потрудился струсить муку со своей рубашки.
Мэгги молчала. Она думала, что он, по крайней мере, ответит на ее поступок, если он не отвечал на ее желания. Она поставила кастрюлю на печь.
— Да, это было расточительно, — наконец произнес Вудро Колл.
Он пришел в себя и начал стряхивать муку с рубашки. Мэгги, казалось, не обращала на него особого внимания.
Она набрала чашкой кукурузной муки, чтобы досыпать ее в кастрюлю.
Грасиэла дремала на своем небольшом табурете позади кухни. Она часто бывала там, готовя маисовые лепешки, такие вкусные, что Ньюта редко видели без наполовину съеденной лепешки в руке или кармане. Что-то разбудило Грасиэлу, Колл не знал, что именно. Мэгги не повышала голос перед тем, как обсыпала его мукой.
Грасиэла выглядела потрясенной, когда увидела муку на его рубашке. Она поднесла руку ко рту.
— Я вижу, что расстроил тебя, — добавил Колл в недоумении и сильном потрясении.
Одна из причин, веская причина, почему он полюбил Мэгги Тилтон и продолжал любить, состояла в том, что она всегда вела себя благоразумно. В этом отношении он считал ее намного выше Клары, старой любви Гаса, которая никогда не вела себя благоразумно и редко ограничивала свои душевные порывы. Несомненно, Клара была компетентна в арифметике — он никогда не замечал за ней ошибок в счетах — но это не препятствовало ей подвергаться дикому гневу и припадкам рыданий. Мэгги всегда была намного более сдержанной в своих чувствах. Ей, в основном, удавалось прятать в себе свои печали и свое раздражение.
Правда сейчас она совершила безрассудный поступок и, что еще хуже, совершила его перед Грасиэлой. Он знал, что мексиканки любили сплетничать — белые женщины, конечно, тоже грешили этим — и он чувствовал досаду от того, что о поступке Мэгги, таком нехарактерном для нее, скоро будет говорить весь город.
Но ничего не поделаешь, это уже произошло.
Колл взял свою шляпу и поставил кофейную чашку, которую он держал, на стойку.
— Жаль, что я расстроил тебя, — сказал он. — Думаю, что мне лучше уйти.
Он задержался мгновение, чтобы посмотреть, не извинится ли Мэгги перед ним или не объяснит ли как-то свой поступок, но она не сделала ни того, ни другого. Она просто продолжала заниматься своей работой. За исключением красных пятен на щеках, не было никаких признаков, что с ней произошло что-либо необычное. Колл, конечно, ожидал, что она быстро пожалеет о своем поступке и бросится счищать муку с его рубашки и брюк, но она не проявляла желания к этому.
Ньют открыл его глаза и увидел капитана Вудро, а на его рубашке, было что-то, похожее на муку. Но он был очень сонным и решил, что это продолжение его сна. Он зевнул и повернулся на другой бок, надеясь, что капитан Вудро даст ему пенс на леденец, когда сон закончится.
Колл вышел и начал спускаться по длинной лестнице, которая вела вниз к противоположному концу дома Мэгги. Когда он почти спустился, у него появилось чувство неудобства, и он повернулся, чтобы посмотреть назад. Мэгги вышла из комнаты и стояла над ним на лестничной площадке. Солнечный свет высветил крапинки муки на ее ладонях и предплечьях. Кто-то, возможно, подумал бы, что ее ладони и предплечья покрыты золотой пылью.
— Ты скомпрометировал меня, Вудро, а не Джейк, — произнесла Мэгги с резкостью, которой он никогда прежде не слышал в ее голосе. — Ты скомпрометировал меня, и я надеюсь, что ты будешь помнить о том, что сотворил, и о том, как предал нашего маленького сына, всю свою оставшуюся жизнь, до самой смерти. Ты недостоин Ньюта! Ты даже недостоин меня!
Колл не ответил ничего. Мэгги вошла обратно в дверь. Позднее, когда Колл думал обо всем, что произошло, он вспоминал, как солнечный свет превратил кукурузную муку на кистях и предплечьях Мэгги в золотую пыль.
После того, как Вудро ушел, Мэгги зашла в свою спальню и зарыдала. Она устала — больше чем устала — от рыданий по Вудро Коллу, но вновь ничего не могла с собой поделать. Она ничего не могла сделать, кроме как скрыться в своей спальне и рыдать, тогда Ньют не увидит ее в слезах, когда проснется. Он видел, что она плачет слишком часто, и это расстраивало его. Слишком часто она рыдала после того, как Колл уходил, и каждый раз сын настораживался. Хотя Колл принес ей горе, он был отцом Ньюта, хотя Ньют и не знал об этом. Она не хотела, чтобы у Ньюта его отец ассоциировался с ее слезами и ее болью. Никто не мог предполагать, что как повернется жизнь. Когда-нибудь Вудро может изменить мнение и осознать, что у него есть прекрасный сын, и признать его официально. Вдвоем они могли бы быть немного счастливы, отец и сын. Она не хотела погубить такую возможность.
Грасиэла вошла, когда Мэгги пыталась вытереть слезы. Грасиэла была сильно потрясена тем, что она увидела в кухне. Она не знала капитана Колла слишком хорошо, но знала, что он был техасским рейнджером.
Для женщины, которая обсыпала мукой техасского рейнджера, это был серьезный проступок. Они могли повесить Мэгги за это. По крайней мере, мужчина мог бы избить ее.
— Это было плохо, что вы сделали, — сказала Грасиэла.
У нее была привычка говорить вполне откровенно с Мэгги, которая, казалось, не возражала против этого.
— Не совсем плохо, — ответила Мэгги. — Я могла бы достать его сковородой. А так всего-то обсыпала его немного мукой.
— Теперь он изобьет вас, — сказала Грасиэла. — Как вы будете работать в магазине, если он сильно изобьет вас?
— Я хочу получить свое жалование. У меня есть мои внуки, которых надо кормить, — добавила она.
— Он не изобьет меня, Грасиэла, — сказала Мэгги. — Он никогда не бил меня, и никогда не будет. Я сомневаюсь, что мы еще когда-нибудь увидим его здесь.
— Но вы измазали ему рубашку, — сказала Грасиэла. — Он изобьет вас. В прошлый раз, когда мой муж избил меня, я не могла пошевелиться два дня. Он бил меня рукояткой топора. Я, наверное, не смогла бы работать в магазине после такого избиения.
— Эта мука уже горячая, — сказала Мэгги. — Ты не могла бы положить немного ее в носок и приложить Ньюту к уху?
— Не думаю, что у него болит ухо, — ответила Грасиэла.
— Я тоже не думаю, но все равно даю ему носок, — сказала Мэгги. — Это поднимет ему настроение.
Грасиэла сделала, как ей сказали, но с раздражением и беспокойством. Мальчик не был болен. Его не лихорадило. Зачем тратить хорошую муку, когда мальчик добивался только внимания? Она не могла постоянно прикладывать компрессы мальчику, который не был болен. Она также все еще беспокоилась об избиении. По ее мнению у Мэгги все еще было впереди, чтобы узнать о мужских нравах. Поскольку Мэгги мечтала о капитане Колле и любила его, она пыталась внушить себе, что он лучше, чем другие мужчины — он никогда не опуститься до избиения женщины. Грасиэла должна была выйти замуж три раза, прежде чем сумела получить мужа, который сумел выжить. Все ее мужья избивали ее, и все мужья ее сестер и ее подруг избивали своих жен. Это было то, что мужчины делали по поводу или вообще без всякого повода. Малейшее опьянение мужчины могло привести к избиению женщины, из-за малейшего упрека. Грасиэла выходила замуж только за бедных мужчин, мужчин, которые должны были бороться за существование, и у которых было много забот. Но две ее сестры были замужем за богатыми мужчинами, которые весь день не находили себе других занятий, кроме азартных игр и пьянства. Богатые мужчины били ее сестер так же часто, как бедные избивали ее.