Когда Бизоний Горб увидел, что прошло время, когда он был влиятельным вождем, он потребовал, чтобы его жены перенесли его палатку в расселину в каньоне на некотором расстоянии от лагеря. Он хотел быть там, где не будет слышать хвастовства молодых воинов после каждого набега. Даже крики пытаемых пленников стали раздражать его. Бизоньего Горба не презирали в его собственном лагере. Если бы он услышал какого-нибудь молодого воина, сплетничавшего о нем, то не задумываясь вступил бы с ним в схватку, даже если бы это означало собственную смерть. Но он считал, что только глупец будет сознательно искать таких проблем. Он удалился, подальше от основного лагеря, от криков и танцев, тревожащих его.
Там он обучал своих жен, Жаворонка и Тяжелую Ногу, изготовлению хороших ловушек. Он был уверен, что они научатся этому ремеслу. В каньоне теперь было мало крупной дичи, зато мелкой хватало: кролики, скунсы, суслики, луговые собачки, перепела и голуби, опоссумы и жирные луговые куропатки. Он хотел, чтобы его жены ставили свои ловушки и добывали необходимое количество еды. Когда его сила вернется, когда он вновь сумеет натянуть лук и бросить копье, он отправится со своими женами на север к холодным рекам, где все еще живут бизоны. Он возьмет двух вьючных лошадей и добудет достаточно мяса, чтобы пережить зиму.
Заразная болезнь, к счастью, не навредила его зрению и слуху. Он видел, как молодые люди ехали на юг с жаждой убийства в своих сердцах, распевая военные песни. И он мог также считать. Он видел, сколько молодых людей уехало, и он видел, сколько их вернулось. В дни его набегов он редко терял больше чем одного или двух воинов от ружей техасцев. Если он терял больше трех воинов, то не претендовал на победу. И он всегда привозил тела павших воинов, чтобы они могли получить достойное погребение. Теперь же, когда молодые люди возвращались, крича о победе, они иногда теряли пять или шесть воинов. Однажды они даже не досчитались восемь, а другой раз — десять. Редко после своих сражений они привозили домой более одного или двух тел. Много воинов осталось не погребенными, что в его времена было позором для любого вождя или воина, который организовал набег.
Но это, казалось, не было позором для молодежи. Они говорили только о техасцах, которых убили, и ничего о павших воинах, чьи тела были брошены.
Обычно после такого набега некоторые старики приходили к Бизоньему Горбу в его новый лагерь, чтобы обсудить позорные потери и, еще больше, позорное оставление тел погибших. Некоторые старейшины, в частности старый Восход Солнца, хотели, чтобы Бизоний Горб поговорил с молодыми людьми. Они хотели, чтобы он отправился с ними в набег, научил их правильному обращению с мертвыми. Но Бизоний Горб отказался: он не желал идти с воинами, которые не признавали его. Он теперь не нравился молодежи. Это они ясно давали ему понять своими высокомерными взглядами, когда он шел через лагерь или выезжал к лошадиному табуну, чтобы понаблюдать за молодыми лошадьми.
Когда старики приходили к нему со своими жалобами, он слушал, но мало отвечал. Он возглавлял общину длительное время, но теперь уже не мог. Пусть молодые люди сами решают, кто станет вождем. Пусть они обходятся без вождя, если не могут его выбрать. В конце концов, любой воин имел право следовать за любым, кто ему нравился, или не следовать ни за кем, если таков был его выбор. Бизоньему Горбу не нравилось то, что он видел, но он мало что мог предпринять. Его время прошло. Оно почти завершилось за недели его болезни, и он не намеревался давать советы молодым людям, которые не хотели их слушать.
С Пинающим Волком, однако, он иногда разговаривал, и говорил откровенно о причине больших потерь.
— Техасцы научились воевать с нами, — сказал он.
Тяжелая Нога поймала в капкан жирного енота и готовила его.
— Некоторые научились, — признал Пинающий Волк. — Некоторые остались глупцами.
— Да, некоторые — глупцы, но Ружье В Воде не глупец, и Маккрей тоже, — ответил Бизоний Горб. — Они не пугаются теперь просто потому, что мы кричим на них. Их люди ждут, пока мы приблизимся, а затем стреляют в нас. У них теперь есть лучшие ружья. Если бы у них были и лучшие лошади, то они преследовали бы нас и перебили бы всех.
— Их лошади слишком тучные и слишком медлительные, — согласился Пинающий Волк.
— Это потому, что ты украл так много хороших, — сказал ему Бизоний Горб.
Хотя Пинающий Волк часто раздражал его, было очевидно, что он был лучшим конокрадом племени во все времена. Теперь он снова почувствовал досаду, но не от того, что Пинающий Волк был невоспитан. Пинающий Волк всегда был невоспитан. Досадным было то, что он был моложе. Он не был болен, и объятия старости не коснулись его. Молодые люди чуть подсмеивались над ним, но не очень. Они не боялись его как воина, но уважали как вора.
— Тихое Дерево хочет поселиться с белыми людьми, — сообщил ему однажды Пинающий Волк. – С ним Му-рей и Маленькое Облако. Они все идут на место, где их хотят поселить белые, у Бразоса. Техасцы обещали дать им коров.
Новость не удивила Горб. Он никогда не селился с белыми, и никогда не будет, но его не удивляло, что Тихое Дерево и другие, испытывая трудности добывания пищи для своих общин, будут говорить с белыми и уходить в места, отведенные им белыми людьми.
— Все потому, что бизоны ушли, — сказал Пинающий Волк немного извиняющимся тоном.
Бизоний Горб выглядел рассерженным. Ему не нравилась новость, что команчи уступают белым людям, прекращают борьбу или теряют свободу. Все же он знал, насколько мало стало дичи. Он видел, что бизоны ушли.
— Бизоны не покинули этот мир, — ответил ему Бизоний Горб. — Они только ушли на север, подальше от техасцев. Если мы уйдем на север, мы все еще сможем убивать бизонов.
— Тихое Дерево и другие вожди слишком стары, — заметил Пинающий Волк. — Им не хочется уходить в снега.
— Нет, конечно, я знаю об этом, — сказал Бизоний Горб. — Им лучше жить с техасцами и произносить речи. Им лучше, чтобы им дали коров, чем украсть их, хотя скот легко украсть.
Пинающий Волк пожалел о своих словах, о том, что вожди были слишком стары. Лицо Бизоньего Горба потемнело от гнева. Он играл своим ножом с холодным взглядом в глазах. Пинающий Волк понял, что гнев был вызван тем, что Бизоний Горб сам был стар. Он не мог снова пойти по военной тропе.
Было известно, что он собирался уйти на север, чтобы в одиночку охотиться на бизонов. Пинающий Волк считал это глупостью, но ничего не говорил. На севере было много белых, и у них были хорошие ружья.
— Ты позволил бы белым указывать тебе, где жить? — спросил его Бизоний Горб. — Ты позволил бы им купить тебя за несколько голов тощего скота?
— Нет, я предпочитаю конину, а не говядину, — ответил Пинающий Волк. — Я могу питаться лошадьми, которых я краду. Я никогда не буду жить с белыми.
Наступила долгая тишина. Енот был разделан, он кипел в котле. Плоть просела на руках Бизоньего Горба, и его тело теперь стало худым. Казалось, что его горб тянет его тело назад.
— Разве у Тихого Дерева нет лошадей, которыми он может питаться? — спросил Бизоний Горб. — Или у Му-рея?
— У них есть немного лошадей, — ответил Пинающий Волк. — Я думаю, что они просто устали от борьбы. Многие их молодые воины были убиты, и их женщины недовольны. Они долго сражались.
— Все мы долго сражались, — напомнил ему Бизоний Горб. — Мы сражались всю нашу жизнь. Таков наш путь.
Он снова замолчал. Он начал думать о том, что для него настало время покинуть свой народ, возможно даже оставив своих жен. Если вожди различных общин один за другим сдаются, заключая мир с белыми, то время свободных команчей прошло, и его собственное время тоже. Возможно, ему надо уйти одному и найти место, где можно умереть. Самые великие воины никому не причиняли беспокойства, когда их время заканчивалось. Они просто уходили, пешком или с одной старой лошадью. Конечно, это редко происходит теперь, об этом обычае почти забыли. Из-за техасцев любому человеку сейчас трудно прожить достаточно долго, чтобы встретить естественный конец своей жизни. Сейчас так много воинов гибнет в сражении, что лишь немногие доживают до той поры, когда смогут умереть достойно, по старому обычаю.