Это вызывало у Колла такое чувство безнадежности, что он и Огастес даже начали говорить о том, чтобы подыскать себе другое занятие. Под их командой редко бывало одновременно более пятидесяти человек.
Хотя команчи были относительно слабы, рейнджеры были еще слабее.
Между тем, на юге и западе бушевал бесконтрольный бандитизм. Самые знаменитые скотоводы южного Техаса — люди типа капитана Кинга — фактически находились в состоянии войны со своими коллегами из Мексики, вынужденные нанимать большие группы хорошо вооруженных стрелков на хороших лошадях, чтобы отстаивать свою собственность.
На востоке, где бушевала война, ход противостояния был неопределенный. Никто не мог сказать, кто победит — Север или Юг. Даже те приверженцы в Остине, которые считали генерала Ли вторым после Всевышнего, теперь притушили свое бахвальство.
Борьба была действительно отчаянной. Никто не знал, что будет дальше.
Колл знал, что его собственные люди устали. Они вынуждены были перекрывать расстояния большие, чем какая-либо группа людей могла перекрыть, и, несмотря на многие обещания, их верховые лошади все еще не отвечали требованиям. Губернаторы и законодатели хотели сдержать враждебных индейцев и повесить бандитов, но они хотели, чтобы это сделали как можно меньше людей на самых дешевых лошадях. Это раздражало Колла и приводило в бешенство Огастеса.
— Если бы я мог договориться со старым Бизоньим Горбом, — сказал однажды Огастес, который по общему признанию был тогда хорошо под мухой, — я захватил бы его и отпустил в законодательном собрании. Если бы он снял скальпы хотя бы с половины проклятых сенаторов, я не сомневаюсь, что они проголосовали бы за то, чтобы позволить нам купить несколько хороших лошадей.
— Как бы они голосовали, если бы они были мертвы? — спросил Колл.
— О, скоро появились бы новые законодатели, — ответил Гас. — Я заставил бы новых рыть могилы для старых. Это послужило бы им уроком.
Между тем пленная женщина не прекращала своих воплей. Стоял холодный, облачный день с сильным ветром. Дикие вопли женщины расстраивали мужчин, особенно младших. Пи Ай наблюдал, как женщина пыталась кусать свою плоть, чтобы освободить свои запястья от ремней из сыромятной кожи. Она кусала себя так яростно, что скоро кровь потекла по плечам ее лошади. Конечно, это было неприятно. Вязал узлы Джейк Спун, а Джейк умел хорошо завязывать узлы. Именно Джейк из всех рейнджеров казался самым взволнованным криками женщины.
— Жаль, что мы не смогли просто пристрелить ее, Пи, — сказал Джейк. — Если бы я знал, что она собирается кусать себя и дальше так себя вести, я бы выстрелил бы в нее еще тогда.
— Я не хочу стрелять ни в одну женщину, только не я, — ответил Пи Ай.
Он мечтал, чтобы вышло солнце. После ожесточенных стычек у него в течение многих часов болела голова. Сейчас она тоже болела. Он считал, что, если солнце выйдет, его голове станет немного легче. У его лошади была тяжелая рысь, из-за чего голова болела сильнее.
Джейк Спун, чувствительный и подверженный тошноте при виде мертвых тел, не мог стерпеть воплей женщины. Он заткнул уши какими-то хлопковыми затычками, которые хранил в своей седельной сумке как раз для таких целей. Затем он проехал вперед так, чтобы не видеть кровь из порванных запястий женщины, капающую на плечи ее лошади.
— Что случилось с тем парнем? — спросил Гуднайт, когда увидел пучки хлопка, торчащие из ушей Джейка Спуна.
— Да не знаю я, Чарли, — ответил Огастес. – Может быть, он просто устал от всех этих праздных разговоров.
19
Айдахи проехал весь путь от реки Биг-Уичита до реки Арканзас в поисках Голубой Утки и его группы изгоев. Он хотел присоединиться к группе и самому стать изгоем, в основном для того, чтобы продолжать убийства белых людей и похищение их ружей. Айдахи мог убить любого, индейца или белого, если у него было ружье, из которого Айдахи сам хотел стрелять. Он не считал себя суровым или слишком кровожадным человеком. Просто убийство людей обычно было самым легким способом получить их ружья.
К собственной досаде Айдахи не находил Голубую Утку во время путешествия к Арканзасу.
Несколько человек сказали ему, что Голубая Утка стоит лагерем на Арканзасе, на самом же деле его лагерь был расположен на песчаной излучине Ред-Ривер далеко на востоке, где река изгибалась в леса.
— Зыбучие пески, — сообщил ему Голубая Утка, когда Айдахи, наконец, нашел его лагерь и спросил, почему он выбрал место для лагеря на Ред-Ривер. — В этих местах вдоль берегов плохой песок. Если законники попытаются напасть на нас с юга, то они утопят в трясине своих лошадей. Мы можем перестрелять их или позволить им утонуть. Пять-шесть законников из Техаса уже утонули.
— А когда они тонут, вы забираете их ружья? — спросил Айдахи.
Он был из общины команчей вождя Паха-юка, которого Голубая Утка знал давно, когда его самого все еще приветствовали среди команчей. Но Паха-юка согласился отвести своих людей в резервацию, которую белые пообещали ему.
Паха-юка был стар. Согласиться на жизнь в резервации его заставили новости о том, что большая война между белыми скоро может завершиться. Белые солдаты, как говорили, достигли соглашения, чтобы прекратить убивать друг друга. По крайней мере, такие ходили слухи, хотя в последние несколько лет были и другие такие же слухи, и они не подтвердились. Но, по мнению Паха-юка, как только белые солдаты прекратят убивать друг друга, они снова начнут убивать команчей. Солдаты в голубых мундирах вернутся в пустые форты, протянувшиеся на запад вдоль рек. Прибудет много солдат, и на этот раз они придут на Льяно и усилят натиск, пока больше не останется ни одного свободного команча, которого можно убить.
Паха-юка не был трусом, и он также не был глупцом. Айдахи знал, что он, вероятно, был прав в своей оценке, прав, когда сказал, что Люди больше не смогут жить по старым обычаям. Если они вообще хотят выжить, то должны пойти на компромисс и жить так, как велят белые люди. Кроме того, они должны прекратить убивать белых. Они больше не могут просто убивать и снимать скальпы, грабить и насиловать каждый раз, когда сталкиваются с несколькими белыми.
Именно этот запрет и заставил Айдахи уехать и искать Голубую Утку, изгнанника, человека, которого не принимали в палатках команчей, поскольку Голубая Утка продолжал убивать белых везде, где только их встречал. Он также ненавидел кайова, за то, что те отказали ему в женщине, которую он желал. Он убивал кайова, когда только мог, а также кикапу и уичита.
Айдахи знал Голубую Утку еще с тех времен, когда тот жил все еще со своим народом. Они ездили вместе и совершенствовались в стрельбе из ружей. Оба они считали, что глупо было пытаться убивать людей или дичь с помощью луков и стрел, когда гораздо проще было убить их пулями. Они были друзьями, и поэтому Айдахи решил искать его, когда Паха-юка принял свое решение.
К счастью, Голубая Утка находился в своем лагере на Ред-Ривер, когда Айдахи подъехал. Лагерь был опасным местом, где незнакомцам не бывали рады. Когда все увидели приближающегося всадника, то бросили свои дела и схватились за ружья. Но Голубая Утка узнал Айдахи и немедленно выехал, чтобы проводить его в лагерь, подав сигнал изгоям, что Айдахи находится под его покровительством.
— Все люди теперь уходят в резервацию, — сказал Айдахи, когда Голубая Утка приветствовал его. — Я не хочу так жить. Я решил приехать и сражаться вместе с тобой.
Голубая Утка был рад видеть Айдахи. Никто из команчей никогда не приезжал, чтобы присоединиться к его группе. Он помнил любовь Айдахи к ружьям и немедленно подарил ему прекрасное ружье, которое забрал у путешественника, убитого им в Арканзасе. Айдахи так был восхищен его подарком, что немедленно начал стрелять из ружья, что едва было замечено в лагере Голубой Утки, где продолжалась бурная деятельность. На берегу Ред-Ривер, где, как предполагалось, находился плохой песок, два изгоя тащили через воду белую женщину. Они, казалось, пытались утопить ее. Один человек был верхом, он тащил женщину по грязи на веревке. Другой человек следовал за ними пешком. Время от времени он запрыгивал на женщину, которая кричала и задыхалась от страха.