Голубая Утка смотрел на Эрмоука с удивлением. Он видел, что это человек зол, так зол, что не ведает того, о чем говорит.
Обычно, когда Эрмоук бывал сердит, он вымещал свой гнев на пленных женщинах. Он был очень похотлив.
Но единственная пленная женщина в лагере была уже так обесчещена, что не представляла интереса, поэтому теперь Эрмоук решил рассердиться на Айдахи. Голубая Утка подумал, что Эрмоук просто глупец. Айдахи был воином-команчем, а Эрмоук — жалким изгоем. Если бы эти двое мужчин схватились, то Айдахи не был бы тем, кто потерял бы свой скальп.
Но у Голубой Утки была другая причина, почему он разрешил Айдахи свободно покинуть лагерь, причина, которую он не намерен был обсуждать с Эрмоуком.
Он попросил, чтобы Айдахи помог ему убить Бизоньего Горба. Конечно, Айдахи отказался, но у Айдахи был длинный язык. Скоро все команчи узнают, что Голубая Утка намерен убить Бизоньего Горба. Голубая Утка знал, что, когда вождь старел и терял свою власть, он мог ожидать мало помощи от молодых воинов. Старые вожди были просто стариками, они не могли надеяться на защиту, так как они жили в ожидании смерти.
Голубая Утка хотел, чтобы Айдахи распространил весть о том, что он хочет убить своего отца, потому он и позволил Айдахи уйти. Было хорошо, что Айдахи вернул ему ружье. Он ничего не потерял от визита Айдахи, кроме медведя, но медведь стал большей проблемой, чем он того стоил.
Эрмоук все еще в ярости стоял перед ним.
— Если ты хочешь убить кого-нибудь, пойди и убей другого старика, — сказал Голубая Утка. — Я устал смотреть на него. Забей его палицей. Но не беспокой моего друга Айдахи. Если ты побеспокоишь его, я забью палицей тебя.
Эрмоуку не понравились эти слова. Ему не нравилось то, что команчу разрешили прийти и уйти, просто потому, что он был команчем. В лагере было мало еды. Завтра он хотел взять несколько лучших воинов и попытаться найти дичь. Он подумал, что мог бы последовать за команчем, будучи на охоте.
Он не знал, что делать. Он был зол, но недостаточно зол, чтобы сейчас вступить в схватку с Голубой Уткой.
Чтобы сорвать на ком-то свой гнев, он схватил палицу и начал избивать старого белого человека, пока не сломал ему большинство ребер. Несколько изгоев лениво наблюдали за избиением. Один из них, короткий хромоногий торговец виски по имени Обезьяна Джон, стал бранить женщин за то, что они так грубо освежевали медведя. Они сняли шкуру, но она была порезана в нескольких местах. Медведь лежал на спине, голая груда мяса. Когда Обезьяна Джон устал от воплей съежившихся женщин, он взял свой нож и отрезал лапы медведя, желая извлечь когти. Некоторые метисы создали большой запас медвежьих когтей. Обезьяна Джон хотел использовать их в качестве денег во время азартной игре с ними.
Ночью старик, который был так сильно избит, стал кашлять кровью и умер. Один из метисов оттащил его в реку, но река была мелкой. Старик не уплыл далеко. Он застрял на грязном берегу в нескольких сотнях ярдов от лагеря. Утром грязный берег был покрыт отвратительными птицами.
— Завтрак для канюка, поделом ему, — сказал Обезьяна Джон. Он гремел своими медвежьими когтями, надеясь соблазнить некоторых изгоев на игру в карты.
21
Решение Джейка Спуна покинуть рейнджеров и отправиться на север застало врасплох всех, кроме Огастеса Маккрея, который с возрастом все чаще стал заявлять претензии на всезнайство.
Гас перестал удивляться. Когда происходило нечто неожиданное, такое как внезапный уход Джейка, Огастес немедленно утверждал, что предвидел это событие.
Привычка Огастеса выставлять себя всезнайкой тяготила всех, но больше всех тяготила Вудро Колла.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Колл. — Джейк сказал, что сам решил только вчера вечером.
— Ну, он врет, — ответил Огастес. — Джейк давно собирался уйти, с тех пор, как ты ополчился против него. Просто он ленивый малый и не торопился выбрать время для этого.
— Я не ополчился против этого человека, — сказал Колл, — хотя согласен, что он ленив.
— Может ты, по крайней мере, согласишься, что тебе не нравится этот человек? — спросил Гас. — Тебе он не совсем нравится, так как он начал жить с Мэгги, и это произошло примерно в то время, когда началась война.
Колл проигнорировал замечание. Прошло несколько лет с тех пор, как он стоял на лестнице, ведущей к комнате Мэгги. Теперь если он встречал ее на улице, то вежливо здоровался, но никаких других отношений с нею не поддерживал. Мальчик, Ньют, всегда был рядом с рейнджерами. Для Пи Ая, Дитса и Джейка мальчик был любимцем. Но то, что происходило между Джейком Спуном и Мэгги Тилтон, давно перестало волновать его.
— Я не ценю его высоко, это удовлетворит тебя? – ответил Колл.
— Нет, но я уже пережил ту жизненную точку, где надеялся быть удовлетворенным, — сказал Огастес. — По крайней мере, я не надеюсь быть слишком удовлетворенным. Когда это пройдет полностью, Вудро, я думаю, что моя собственная кулинария будет самым лучшим, что у меня было в этой жизни.
В последнее время недовольный умением поваров отряда — у Дитса из-за его занятости с лошадьми больше не было времени на приготовление пищи — Огастес овладел искусством приготовления бисквитов, чем безмерно гордился.
— Я поручил этому Джейку хорошую бухгалтерскую работу, — сказал Колл. — Это будет твоей работой, как только он уедет, и тебе потребуется усердие.
Они сидели перед небольшой двухкомнатной хижиной, которую они в начале войны купили на двоих для проживания. Огастес после смерти своей Нелл поклялся больше никогда не жениться. Колл вообще не уделял внимания браку. Дом обошелся им в сорок пять долларов. Он состоял из двух комнат с земляным полом. Теперь можно было не спать на свежем воздухе, кроме сезона, когда донимали блохи.
— Бухгалтерией сам занимайся, — ответил Гас. — Я тоже уеду, чтобы не тратить впустую время, роясь в бухгалтерской книге.
Через дорогу у загонов они видели Джейка Спуна, стоявшего в окружении Дитса, Пи Ая и нескольких других рейнджеров. Его лошадь была навьючена, но он, казалось, не спешил уезжать. Он сидел на основной ограде загона с Ньютом, болтавшим ногами.
— Он сказал, что уедет этим утром, но уже почти стемнело, а он все еще здесь, — заметил Колл.
— Возможно, он просто хочет провести еще одну ночь в безопасной компании, — предположил Огастес. — После окончания войны я думаю, что он может встретить много воровского отребья на дорогах.
— Я думаю, — сказал Колл, желая, чтобы Джейк, наконец, уехал. Некоторые рейнджеры использовали его отъезд в качестве предлога, чтобы сильно напиться.
— Вопрос не в том, почему Джейк уезжает, а почему мы остаемся, — сказал Огастес. — Нам надо подняться и уехать, самим.
Колл и сам подумывал о том же, но еще не мог сделать окончательный вывод. Далекая война завершилась, но война с команчами нет. Для рейнджеров все еще было много работы. И все же мысль об уходе приходила ему на ум не один раз.
— Если мы в ближайшее время не уедем, то мы сделаем это, только когда нам будет по девяносто лет, — заметил Огастес. – Какой-нибудь молодой губернатор будет посылать нас на поимку мошенников, которых может схватить любой уважающий себя шериф.
— И такова будет жизнь, — добавил он. — Много блуда, а в остальную часть времени — поимка мошенников.
— Я хочу закончить индейские дела, — ответил Колл.
— Вудро, они закончены, — сказал Огастес.
— Поселенцы из округа Джек так не считают, — ответил Колл. Всего за неделю до того там произошла небольшая резня, когда отряд погонщиков попал в засаду, и все были убиты.
— Я не сомневаюсь, что будет еще несколько фейерверков, — сказал Огастес. — Но не много. Военные парни янки скоро придут на юг и уничтожат команчей.
Колл знал, что в словах Гаса была правда.
Большинство групп команчей уже были побеждены. Всего несколько сотен воинов были все еще свободны и продолжали сопротивляться. Однако слишком громко сказано, что все закончилось. Кроме того, на границе царил такой же хаос с точки зрения законности и правопорядка, как это было перед мексиканской войной.
Огастес, тем не менее, не был согласен с его точкой зрения по индейскому вопросу.