Затем, в жаркий полдень, лошадь упала. Она не зашаталась, она просто упала, сбросив Бизоньего Горба на землю. Он медленно встал на ноги, снова собираясь бить лошадь, чтобы заставить ее встать и пройти еще несколько миль. Но прежде, чем он даже успел найти свое копье и поднять его, черная лошадь вздохнула и издохла.
Несколько минут Бизоний Горб был недоволен собой за то, что ехал вперед так безрассудно, напевая боевые песни, как будто он снова был молодым воином на сильном боевом коне. На самом деле он был стариком на лошади, которая делала свои последние шаги. Если бы он спешился и снова повел лошадь в поводу, то они, возможно, зашли бы еще на несколько миль в страну черных скал.
Но теперь было слишком поздно: лошадь была мертва, и место, где он стоял, стало местом, где он умрет. По крайней мере, он достиг страны черных скал. Бизоний Горб предпочел бы находиться высоко на столовой горе, осматривая равнины, на которых он прожил свою жизнь. Но это было ему не суждено. У него могла быть лучшая смерть, чем смерть на месте, где упала его лошадь.
Бизоний Горб подошел к лошади, ножом аккуратно и быстро вынул ее глаза и похоронил их в маленькой норе. Глаза лошади нужны ей при жизни, она не будет нуждаться в них, когда зашагает по равнинам смерти. Затем он начал собирать столько черных камней, сколько мог.
Он хотел сложить окружность из камней, внутри которой можно сидеть до тех пор, пока он не умрет. Он не сумел обнаружить столовую гору, которая могла быть только столовой горой из его сна. Собирая камни, он начал вспоминать фрагменты и эпизоды своей жизни, отрывки историй, рассказанных ему различными людьми. Когда то он не жаловался на память, но теперь она напоминала мешок для воды, проколотый шипом. Он очень многого не мог вспомнить, только отрывки того, что было сказано давно. Пока воспоминания клубились в его голове, как речной водоворот, он продолжал собирать камни.
Когда Бизоний Горб заканчивал окружность из черных камней, внутри которой он хотел сидеть, пока его дух не выйдет из тела, он вспомнил еще одну историю, которую его старая бабушка рассказала ему давным-давно, когда он был мальчиком, слишком юным, чтобы выходить на тропу войны. Тогда и осень, и зима были сухими. Было много песчаных бурь. В песчаные бури у его бабушки было плохое настроение. Ей не нравилось, когда в воздухе носилось много песка. Однажды, когда даже собаки поворачивали хвосты к ветру, который проносился сквозь лагерь, бабушка стала причитать и жаловаться.
Из-за плохого настроения она начала произносить темные пророчества, в которых она предсказывала конец команчей. Она предсказала войны и мор. Земли Людей будут потеряны. Равнины покроются белыми людьми, столь же многочисленными, как муравьи. Эпидемии выкосят Людей. Потом уйдут бизоны, и время команчей закончится.
Когда Бизоний Горб сложил из камней большую окружность — большую, потому что он хотел показать свое одиночество на равнинах с большим кольцом неба — он понял, что пророчество его бабушки сбылось. В те времена он думал, что она была просто злой старухой, которая не может обойтись без своих стенаний. Теперь, однако, он понял, что был неправ. Белые люди как муравьи лезли вверх по рекам, распространяя мор, как и предсказала его бабушка. И, как она и предсказала, бизоны ушли.
Наступал вечер. Бизоний Горб сел на прекрасную шкуру бизона, привезенную с собой. Он положил рядом свой лук, свое копье и прекрасный щит из кости, который он умело изготовил из черепа убитого им огромного бизона. Был ясный день с легким ветерком. Яркое солнце садилось на западе, не размытом желтым туманом, который иногда создает песчаная буря. Бизоний Горб держал свое лицо обращенным к красному свету заката, пока свет не умер, и горизонт не стал фиолетовым. Он жалел, что солнце садилось. Он хотел купаться в солнечном свете всю свою жизнь, но солнце ушло, и равнина потемнела. Ни один человек не мог замедлить солнце.
Ночью Бизоний Горб, хотя и ослабевший от голода, начал немного петь, хотя его голос был надтреснутый. Снова его захлестнули обрывки воспоминаний. Поднялся ветер. Он был рад, что у него было хорошее одеяло, которое можно было накинуть на плечи. Поднялось немного пыли, напомнив ему о его бабушке и ее причитаниях, стенаниях и пророчествах о конце времен команчей.
Именно тогда он вспомнил пророчество своей бабушки о его собственном конце, о чем не вспоминал предыдущие годы. Она сказала, что он умрет тогда, когда пронзят его большой горб, и предположила, что это произойдет, когда на белом муле приедет темная женщина, держащая над головой меч. В то время, когда его бабушка сделала это пророчество, Бизоний Горб считал, что она была просто сумасшедшей старухой. Половина стариков и старух племени проводили свое время, изрекая странные пророчества. Никто не придавал значения их бормотанию.
Но затем, несколько лет спустя, на равнине к западу от Пекоса, он увидел темную женщину на белом муле, держащую над головой двуручный меч. Бизоний Горб, возможно, попытался бы убить ее прямо здесь, но с нею была голая белая женщина с гниющим телом, высоким голосом певшая военную песню и несшая великую змею: несомненно, могущественная колдунья.
Все его люди бежали при виде голой колдуньи с гниющим телом. Даже Пинающий Волк бежал. Бизоний Горб не бежал, но он вспомнил пророчество своей бабушки о пронзенном горбе. Вид колдуньи был столь ужасен, что Бизоний Горб отступил, но отступал он медленно, заставляя свою лошадь пятиться шаг за шагом, так, чтобы не показать свой горб темной женщине с мечом.
Все это случилось много лет назад, и Бизоний Горб почти забыл об этом. Темная женщина с мечом была служанкой могущественной колдуньи. Он был озадачен тем, что колдунья не попыталась пронзить его горб и убить его.
Но после этого прошли годы. Он воевал с техасцами и мексиканцами, он увел много пленников, он совершил свой первый великий набег до самого моря, а затем второй. Бизоны все еще обитали на равнинах, и охота не заканчивалась. Бизоний Горб много делал для того, чтобы изгнать белых людей и избавить равнины от их запаха. Пришли болезни. Стало трудно найти достаточно хороших воинов для войны. Когда прошли годы, память о темной женщине и гниющей колдунье стерлась. Его бабушка умерла, и ее пророчества были забыты, как и многие пророчества старух племени. Он даже забыл пророчество о своем пронзенном горбе, но теперь вспомнил его.
Он вспомнил, как осторожно старался не поворачиваться спиной к Тихому Дереву, опасаясь, что Тихое Дерево окажется с копьем сзади и убьет его.
Хотя его бабушка и была права о войнах и эпидемиях, о белых и уходе бизонов, теперь ему казалось, что тогда она просто говорила чепуху о темной женщине на белом муле. Он спокойно умирал в кругу черных камней у Лошадиного озера, но его горб был, как всегда, на месте, вплетенный в мышцы кусок хряща, который всегда мешал ему, когда он натягивал лук или садился верхом на лошадь. Он жил с ним, и теперь умрет с ним. Ни гниющая ведьма, ни Тихое Дерево не приехали, чтобы пронзить его.
Между заходом солнца и восходом луны Бизоний Горб дремал. Когда он проснулся, он увидел силуэт на фоне кольца черных камней, белую птицу, которая взлетела, когда он пошевелился.
Птица была совой из его снов, белой совой смерти. Взлетев, сова пролетела между ним и тусклой луной и улетела. Его раздражало, что сова прогуливается поблизости от его круга камней, но когда сова улетела, он расслабился и снова начал петь свои песни. Сова просто прилетела сообщить ему, чтобы он был готов позволить своему духу выйти из его тела, как маленькие мотыльки ускользают из гусениц. Бизоний Горб был готов к этому. Он был голоден, и не станет ждать слишком долго, чтобы ускользнуть.