Аумадо тщательно обдумывал последствия того, что Скалл начал царапать на скале, и все еще ощущал небольшое беспокойство по этому поводу. Мысль о том, что Скалл может заставить гору упасть, пришла к нему во сне, и этим сном нельзя было просто так пренебречь. Хотя прошло время, и гора не упала, Аумадо не забывал свой сон и продолжал подозрительно относиться к Скаллу.
Хорошо известно, что ведьмы часто дожидаются своего часа. Старая ведьма с юга, которая затаила злобу на его отца, заставила вырасти в животе отца опухоль. Хотя они и поймали старую ведьму и перерезали ей горло, опухоль продолжала расти, пока не убила отца. Аумадо никогда не забывал этого. Он знал, что нельзя недооценивать настойчивость могущественной ведьмы.
Теперь Скалл открыл свою клетку, он мог выпрыгнуть, если бы захотел. Старуха Хема, та самая, которая пришла в неистовство, когда слушала гору, пришла, прихрамывая, и принесла красную курицу, которую убил упавший фасад клетки.
— Мы должны разрезать эту курицу и посмотреть, что внутри нее, — сказала Хема. — Он мог заложить в нее заклятие.
— Нет, — ответил Аумадо, — если мы разрежем ее, то увидим только куриные потроха.
По его мнению, попытки людей предсказать будущее по внутренностям животных были шарлатанством. Будущее можно было увидеть в дыме, поднимавшемся от лагерного костра, если только кто-то знал, как правильно смотреть на дым, но он не думал, что духи, которые ведают будущим, посчитают нужным оставлять свои сообщения в кишках коз или кур.
Он отдал старой Хеме курицу, чтобы избавиться от нее, но прежде чем она ушла, она выдала другое пророчество, которое могло оказаться очень вероятным.
— Великая птица скоро собирается прилететь и унести белого человека, — сказала старая Хема. — Великая птица живет на скале, на вершине мира. Белый человек потому и срезал стену своей клетки, что великая птица скоро прилетит, чтобы унести его назад в Техас.
— Уходи прочь и поедай свою курицу, — ответил Аумадо.
Она была болтливой старухой, и он не хотел тратить попусту свое утро, выслушивая ее. Однако его ум омрачался, как только он в мыслях возвращался к Скаллу. Несколько раз, когда он смотрел вверх и видел, как белый человек сидел в открытой клетке, он порывался взять свое ружье и открыть огонь по висящему в клетке человеку. На этом бы закончилось его беспокойство о падающей горе. Упоминание о великой птице также взволновало его. Существовало много историй о великой птице, живущей на вершине мира.
Возможно, белый человек пел свои странные песни на языке птиц. Возможно, он разговаривал с орлами, которые облетали клетку, чтобы те полетели на вершину мира и привели великую птицу. Язык, на котором пел Скалл, не был языком техасцев. Возможно, это был язык птиц.
Чтобы внести еще большее смятение, в тот же день прилетел самый большой стервятник, которого кто-либо когда-нибудь видел. Он перелетел через утес и полетел вниз мимо клетки. Стервятник был столь огромным, что Аумадо на мгновение подумал, что это и есть великая птица.
Хотя он оказался просто очень большим стервятником, его вид раздражал Аумадо.
Большой Конь Скалл был самым неприятным пленником, которого он когда-либо захватывал. Скалл совершал столько колдовских поступков, что разумнее было бы убить его.
Тем же вечером у лагерного костра он обсудил этот вопрос со старым Гойето, шкуродером. Обычно у старого Гойето был только один ответ, когда его спрашивали о судьбе пленника — он желал немедленно содрать с него кожу. На этот раз, тем не менее, к удивлению Аумадо, у Гойето было другое мнение.
— Ты мог бы продать его техасцам, — сказал Гойето. — Они могли бы дать тебе много скота. Ни у кого здесь нет слишком много рогатого скота.
Аумадо вспомнил, что Скалл говорил о выкупе. Он никогда не заключал сделок с техасцами, он только грабил их. Но старый бесхитростный шкуродер, Гойето, высказал правильную мысль. Возможно, техасцы так сильно хотели бы вернуть Большого Коня Скалла, что могли бы дать за него много коров.
Скалл предложил это сам, но раз он сам предложил, Аумадо отверг это. Ему не нравились предложения от пленников.
Кроме того, тогда он считал, что Скалл скоро падет духом, как и другие люди в клетке. Но Скалл не походил на других людей, и он не пал духом. Он смело срезал стенку своей клетки, он царапал на лице горы, он громко пел и ел сырых птиц, как будто они нравились ему. Все это раздражало, столь раздражало, что Аумадо все еще испытывал желание стрелять в этого человека. Тогда, если бы великая птица прилетела, чтобы освободить его, то она нашла бы только его труп.
В последнее время в лагере было не очень много еды. Мысль о коровах наполняла рот Гойето слюной, но, конечно, он все еще хотел испытать на Большом Коне Скалле свои острые ножи для снятия кожи. Досадно было отпустить его домой, не сняв с него хотя бы кусок кожи. Гойето знал, что для Аумадо это также неприемлемо.
Гойето помнил маленького федерала, майора Алонсо, сильного бойца, которого они удачно поймали живым.
Майор Алонсо убил шестерых бандитов до того, как один из темных людей захлестнул его боласом. Когда они привязали майора Алонсо к столбу, Гойето пришла в голову блестящая идея. Даже не пояснив ничего Аумадо, он аккуратно удалил веки майора.
Привязанный к столбу, без век, не имея возможности прикрыть глаза, майор вынужден был целый день выдерживать яркий свет августовского солнца и к концу дня сошел с ума. Это выглядело так, как будто солнце выжгло ему мозг. Майор Алонсо невнятно бормотал и издавал звуки умалишенного.
Аумадо так был доволен изобретательностью Гойето по отношению к майору Алонсо, что даже не потрудился продолжать пытки этого человека. Зачем мучить человека, мозг которого сожжен? Они просто забрали одежду майора и выгнали его в пустыню. Он бродил вокруг без век, пока не умер. Вакейро обнаружил его тело всего в нескольких милях от лагеря.
— Я могу срезать ему веки, и мы оставим его на солнце, пока техасцы не приведут скот, — предложил Гойето Аумадо. — Я думаю, что он сойдет с ума, как тот федерал.
— О! — воскликнул Аумадо.
Черный Вакейро редко восклицал. Обычно это означало, что он был впечатлен. Гойето был доволен тем, что так своевременно подсказал эту идею. В тот же день Аумадо послал кабальеро, которому доверял, Карлоса Диаса, в Техас, чтобы передать техасцам, что они могут получить Скалла, если приведут тысячу голов скота к травянистому месту южнее реки, где вакейро Аумадо могли бы их забрать.
Затем Аумадо, не теряя времени, приказал вытащить Скалла на утес. Темные люди окружили его, чтобы он не сумел бежать, хотя он и успел нанести смертельный удар одному из них спрятанной маленькой пилкой. Он воткнул пилку прямо в яремную вену темного человека, из-за чего тот потерял так много крови, что умер. Скалла свели с утеса и надежно привязали к столбу. Гойето, наконец, мог применить свои ножи. Он срезал веки Большого Коня Скалла еще аккуратней, чем федералу, майору Алонсо. Скалл пытался вырваться и выкрикивал проклятия, но боли было так мало, что он не стонал и не хрипел. Аумадо был доволен мастерством Гойето.
Но затем, прежде чем солнце успело добраться своими жаркими лучами до мозга Большого Коня Скалла, с запада налетели облака, тяжелые и темные. Гром встряхнул утесы, и пошел ливень.
Прежде, чем небольшие струйки крови от порезов успели засохнуть на щеках Скалла, дождь смыл кровь. Гром был столь мощным, что некоторые люди стали разбегаться. Они более чем когда-либо были убеждены, что Скалл мог сбросить на них гору за то, что сделали с его глазами. Гойето какое-то время думал о том же. Он даже начал сожалеть, что такая сумасшедшая идея пришла ему в голову. Почему он не обращал внимания на все признаки того, что Скалл был колдуном?
Если гора упадет на них, то он умрет, и даже если это не произойдет, то Аумадо может убить его за такое жестокое наказание Большого Коня Скалла.