— Я думаю, нам надо засмолить этот гроб, — сказал Айки Риппл, высказав свое первое суждение по этому вопросу.
Гроб стоял на двух козлах. Он наклонился и заглянул под него, и это заставило его страдать от ревматизма. Гроб от хорошего смоления только улучшился бы, на его взгляд.
— Я сомневаюсь, что у нас есть чем засмолить его, — сказал Колл.
— Защиты от червей или личинок не будет никакой, если мы не засмолим его, — настаивал Айки.
— Ну, магазин закрыт, я не знаю, где мы можем раздобыть хоть немного смолы, — сказал Колл.
Магазин Форсайта все еще не работал, и все в городе постоянно нуждались в какой-нибудь мелочи, которую негде было взять.
— Билли Коулмэн был прекрасным парнем, — продолжал Айки. — Он заслуживает больше, чем кишеть червями, не успев оказаться в могиле. У проклятого Техаса где-нибудь должно быть немного смолы.
При упоминании червей в такой торжественный момент всех затошнило, даже Колла, поскольку все видели ужасное гниение, которое начиналось, когда черви кишели в олене или корове. Мысль, что такое может произойти с Длинным Биллом Коулмэном, товарищем, который был с ними еще вчера, вызвала всеобщее недовольство.
— Заткнись о червях и личинках, Айки, — сказал Огастес. — Длинный Билл достоин взойти на небеса, как играющий на арфе, так и кишащий червями.
Айки Риппл посчитал замечание глупым, а, помимо всего, оно было сделано в недружелюбном тоне, и этот тон допустил такой неопытный молодой человек, как Гас Маккрей. Айки было за семьдесят, и он считал любого, кому под пятьдесят, неоперившимся птенцом, в лучшем случае.
— Я не знаю, что происходит на небесах, но я точно знаю, что происходит, когда ты зарываешь не просмоленный гроб в землю, — заявил Айки. — Черви и личинки, вот что.
Дитс только что закончил крышку гроба, которая плотно прилегала.
— Айки, прекрати тошнить, — сказал Гас. — Многие наши прекрасные рейнджеры были похоронены вообще без какого-либо гроба.
— Доски тонкие. Я думаю, что черви довольно скоро заползут, даже если ты действительно законопатишь его, — заметил Стоув Джонс.
— Черви и хищники. Голодный хищник выкопает гроб, если его не закопать поглубже, — добавил Ли Хитч.
— Вы все угрюмые и богом проклятые, — вскипел Огастес. — Я вам говорю, давайте похороним Билли Коулмэна, а после этого пойдем и основательно напьемся, помянув его.
Он слез с фургона и направился к дому Коулмэна.
— Я полагаю, что мы обойдемся без смоления, — сказал Колл. — Просто погрузите гроб в фургон и привезите его. Думаю, что надо закончить похороны.
Затем он последовал за медленно идущим Гасом. Впереди, вокруг заднего крыльца дома Коулмэна стояла группа женщин. Колл глазами поискал Мэгги, но она не сразу попалась ему на глаза.
Когда он увидел ее, она не стояла с женщинами у крыльца — ведь они были добропорядочными женщинами.
Мэгги сидела в одиночестве на ступеньках, ведущих в ее комнату. Она закрыла лицо руками, и ее плечи дрожали.
— Мэг расстроена, — сказал Гас. — Я думаю, что одна из этих старых церковных клуш прогнала ее прочь с похорон.
— Наверное, — ответил Колл. — Мэгги близка к Перл. Она рассказала, как извлекала из нее стрелы после набега. Доктор тогда был занят более серьезными ранениями.
Когда Колл подошел и спросил Мэгги, была ли одна из дам груба с ней, Мэгги покачала головой. Она смотрела на него, ее лицо было влажным от слез.
— Это настолько тяжело, Вудро, — сказала она. — Это настолько тяжело.
— Да, но есть, также, и лучшие времена, — ответил Колл неловко. Он тут же почувствовал, что сказал что-то не то.
Он никогда не мог найти правильные слова, когда Мэгги плакала. Его замечание было достаточно верным — лучшие времена бывали, но день смерти Длинного Билла не был одним из них.
Не для меня, хотела сказать Мэгги, когда он упомянул лучшие времена. Она хотела находиться рядом с Перл Коулмэн, но не могла из-за своего общественного положения.
Это было тяжело, очень нелегко, но не было никакого смысла пытаться заставить Вудро понять, как тяжело это было для нее.
— По крайней мере, сегодня солнечно, — сказал Колл. — Билл повесился в очень приятный день.
Это были также неуместные слова, хотя и верные: день был блестящим.
К его огорчению Мэгги заплакала сильнее. Он не понимал, чем были вызваны слезы: то ли холодностью женщин, то ли смертью Длинного Билла, то ли его неуместными словами. Он хотел успокоить ее, но не знал как. Он неуклюже стоял на ступеньках, чувствуя, что было бы мудрее всего отправиться вместе с Гасом и убедиться, что Билл хорошо завернут и готов занять место в гробу.
— Помолчи, Вудро, не надо говорить, — сказала Мэгги, благодарная за то, что он подошел и постоял рядом с ней. Это было в первый раз, когда он сделал это у всех на виду.
Именно в этот момент рейнджеры выехали из-за угла, везя гроб в фургоне. Старый Айки Риппл, который когда-то бесконечно приставал к Мэгги, вел фургон. Остальные рейнджеры ехали позади фургона.
Все они увидели Колла, стоящего возле Мэгги у основания лестницы.
— Я лучше пойду. Ты пойдешь? — спросил Колл.
— Да, я пойду впереди, — ответила Мэгги, удивленная его вопросом.
На небольшом кладбище, где они похоронили Длинного Билла Коулмэна, росла зеленая весенняя трава. Деревья, распустившие листву, зеленели на дальних склонах. Прекрасный ясный солнечный свет освещал скорбящих. Пересмешники запели после того, как прекратилось пение гимна, и холмик красной глины был насыпан над могилой. Мэгги, боясь порицания, не подходила слишком близко. Перл Коулмэн, вдова, издавала глубокие коровьи рыдания во время всей короткой церемонии.
— Я плохой оратор, скажи что-нибудь ты, — прошептал Колл Огастесу, когда пришло время сказать несколько слов над покойным.
Огастес Маккрей думал так долго, что Колл боялся, что тот не найдет слов. Но Гас, наконец, подобострастно посмотрел на небольшую толпу.
— Сегодня слишком хороший день, чтобы умирать, но Длинный Билл мертв, и ничего не поделаешь, — произнес он. — Я вспоминаю, что ему нравилось священное писание о зеленых пастбищах. Сейчас весна, и скоро над ним вырастет зеленая трава.
Он на минуту сделал паузу, теребя свою шляпу. Когда он заговорил снова, он испытывал некоторые затруднения со своим голосом.
— Билли, он был прекрасным товарищем. Расходитесь по домам, — сказал он напоследок.
У Перл Коулмэн был брат, Джоэл, толстый, как и она. Джоэл помог своей рыдающей сестре вернуться вниз к городу. Дамы, которые любили Перл, и приехали, чтобы поддержать ее в горестный час, последовали за братом и сестрой. Другие горожане отправились прочь парами и по трое, но рейнджеры не хотели уходить. В боях они теряли много товарищей, часто не имея возможности похоронить их или вообще узнать об их гибели. Но эта смерть случилась не в бою. Она случилась потому, что Длинный Билл, отважный человек, прошедший через многие жестокие сражения, сам захотел ее.
— Жаль, что у нас не было времени, чтобы законопатить гроб, — сказал Айки Риппл. — Я думаю, что довольно скоро в Билли поселятся черви и личинки.
Остальные бросили на него суровые взгляды, заставив Айки прийти к выводу, что его мнение не оценено. Он решил поискать салун и в своих поисках присоединился к Ли Хитчу и Стоуву Джонсу, мужчинам, которые могли разделить его взгляды на червей и личинок.
— Как ты думаешь, Билл передумал бы, если бы вернуть все назад? — спросил Гас Колла.
Они были последними, кто остался у могилы, хотя отошедший Пи Ай находился еще недалеко.
Колл весь день задавал себе тот же самый вопрос. Последний разговор, который у него был с Длинным Биллом Коулмэном, касался достоинств верховых лошадей: кобыл и меринов. Длинный Билл высказывался в пользу меринов, как более выносливых. Колл приводил доводы в пользу кобыл, за их резвость. Длинный Билл ласково рассказывал о лошади, к которой он был благосклонен в ранние годы, гнедом мерине по кличке Сахар, который самоотверженно носил его во многих рейдах. Колл напомнил Биллу случай, когда Сахар испугался барсука и убежал от него. Они довольно смеялись, вспоминая беглеца.