Уэтт знал всё это, но ему было горько, безумно горько от мысли о том, что близится его итог. Он славно повоевал за свою жизнь, и пусть не дали ему вписать собственное имя ни в историю, ни в победу великой войны, он сам знал о своих подвигах. И теперь всё это ничего не значило!
–Господи, за что? – Уэтт обращал взгляд к Луне. Та молчала. Молчал и Господь. Он вообще не сходил к оборотням – те по определению, что выдали церковники, назвавшие себя его гласом, были грешны.
Уэтту было безумно жаль себя. И ещё Рейнса. Даже сейчас, при раскладе – собственная старость против его молодой наглости – итог был не ясен. Опыта у Уэтта больше, опыт никуда не денешь! Бой мог повернуться буквально в любую из сторон!
Уэтт владел приёмами, которые почерпнул за свою жизнь, а Рейнс нет. Уэтт был когда-то ловчее, Рейнс давил силой. Уэтт мог бы и победить, и проиграть с равной вероятностью, но он вообще не хотел драться.
Да и как мог он драться с тем, кого буквально вырастил сам?..
***
Рейнс был беспризорником. Такие всегда были, есть и будут на улицах крупных и малых городов. Ему было безразлично – стать оборотнем, умереть от голода или холода, или быть убитым какой-нибудь сбившейся местной шайкой других беспризорников. Но судьба вывела его на Уэтта и вывела очень вовремя: приближалась зима – верная смерть для тех, у кого нет дома. Даже если не замёрзнешь, прохватит лёгкое или почки, и всё – кто о тебе позаботится, когда ты один? Но Рейнс встретил Уэтта, и больше не был один, у него появилась семья.
Да, за неё он заплатил страшным первым полнолунием, во время которого оцарапал когтями собственное же лицо так, что чуть не выбил себе глаз. И сейчас можно было увидеть на загрубевшем лице его тонкую полоску шрама. Но это уже мелочи. Обошлось!
–Главное, помни, что Уэтт будет тебя изматывать! – наставляли сейчас Рейнса два брата-оборотня: Нокс и Варок. Вообще, оборотнем стал только Варок, стал случайно, после того, как во время охоты его укусил, как он сначала думал, волк. Волк этот не принадлежал стае Уэтта, и нарушил чужую границу охоты, так что Уэтт с ним после разобрался. Но укус был, и Варок вскоре понял, что теперь с ним. Варок хотел умереть от своей руки в первый же день после полнолуния, когда спало безумие, такое отчаяние овладело им – прежде богобоязненным и тихим!
Но вмешался Нокс. Остановил. Сказал, что пути господни неисповедимы и попросил для себя такого же проклятия, пожелал разделить участь со своим братом. Варок колебался долго, но вскоре поддался на уговоры брата и укусил его. Вдвоем покинули они родную деревню, искать себе новую участь – Нокс боялся оставаться в родной деревне, ведь теперь он мог покусать кого-то из тех, кто был ему знаком, или даже убить!
Нашли Уэтта. Тот их принял, хотя, обычно Уэтт принимал подростков, детей, но взял и их. Навыков у них было в оборотничестве не больше, чем у прочего молодняка.
Но теперь и Нокс, и Варок, благодарные прежде Уэтту, шли против него. не потому даже, что перестали быть благодарными, а потому что стал он стар, а следовательно – слаб. он не мог больше защищать стаю, и не мог её вести. Закон природы. Закон жизни – смерть слабых.
–Он в своё время так Маркуса положил! – вторили друг другу братья, неразлучные в проклятии. Рейнс слушал их вполуха. Ему самому было не по себе от того, что близилось. Нет, смерти он не боялся, он боялся победы.
Да, Уэтт больше не вожак. Да, Уэтт уже стар, но поднять клыки и когти на того, кто сделал для тебя всё? у Рейнса не было ни отца, ни матери, ни надежды. Уэтт дал ему кров и пищу, защиту и смысл к жизни. Уэтт превратил его из обыкновенного, непримечательного беспризорника во что-то иное, более сильное, более редкое. Да, благородства в этом облике, особенно по меркам магов и церковников, немного. Но всё же! Для Рейнса, не постигшего ещё степени презрения магического мира к его природе, быть оборотнем означало быть великим, подняться над природой.
–Всё будет хорошо! – заверила Като, глядя на Рейнса во все глаза. Она была маленькая, но совсем его не боялась. Он был страшен, а она по меркам своей стаи хрупкой и слабой. Но Като стала всеобщей любимицей, младшей сестрой своему племени и гордилась тем, что ей позволяют наблюдать за подготовкой Рейнса к первому бою. О том, что этот бой будет с Уэттом она не думала. Она думала только о победе Рейнса.
Рейнс глянул на неё с усмешкой. Хорошо уже не будет – он знал. Рейнс уже убивал людей, доводилось, но никогда не убивал он своих. Особенно ради власти.
–Ради спасения, – возразил его мыслям старый оборотень Керно, неслышно приблизившийся к их лихой компании. Крено был слаб всегда. Он помнил ещё Маркуса, помнил и того, кто был до Маркуса. Он жил очень долго, редко участвовал в битвах по молодости, в основном занимался контролем над провизией, бухгалтерией, отвечал на письма. Физически слабый, он умудрялся жить и переживать тех, кто во много раз сильнее его. До Маркуса был Плокер – тот был сильным и глупым, Керно стал при нём и писарем, и переводчиком, и картографом. Потом Плокера убил Маркус. У Маркуса был очень вздорный характер, и у него постоянно менялось настроение. Маркус мог в гневе разорвать и кого-то из своих, но Керно никогда не слышал от него и дурного слова – Маркус был гневливым, но не был идиотом.