В вестибюле главка навстречу Вадиму неожиданно поднялся Ян Зигмундович Стырне. У него было приветливое будничное лицо, как будто они только накануне расстались, условившись о новой встрече. Ян Зигмундович был, как всегда, одет с иголочки, подтянут, но под глазами набрякли темные складки — чувствовалось, что столичная сутолока изрядно уже успела измотать его.
Они поздоровались, присели за круглый столик. Оказалось, что Стырне накануне получил телеграмму от Вики Гончаровой с просьбой комитета комсомола помочь Сырцову с путевкой. Путевку в подмосковный санаторий на два срока Стырне успел уже выхлопотать, и бесплатную. Осталось только получить ее, а главное, конечно, показаться хорошему врачу.
Вадим благодарно сжал сухую крепкую ладонь Стырне:
— А вы, Ян Зигмундович, еще не отдыхали?
Тот только махнул рукой и стал расспрашивать про Каргинск, про Вику Гончарову и Бабасьева, про дела в управлении. Слушая ответы, он незаметно вглядывался в резко очерченное исхудалое лицо собеседника... Нет, не стоит тревожить его перипетиями борьбы в главке. Сказать только вообще: дело, мол, подвигается, и все.
Но Вадим словно угадал его мысли:
— Появились подводные рифы, Ян Зигмундович? Непреодолимые?
— Ну почему непреодолимые, преодолеем. Пока приходится немного лавировать. — Стырне невольно отводил глаза.
— Нет уж, пожалуйста, давайте откровенно, — попросил Вадим, — а то, сами понимаете, какое будет лечение. Не зная — чего не передумаешь.
Мысленно обругав себя за неловкость, все еще тревожно приглядываясь к Вадиму, Стырне рассказал все как было. Молодой геолог слушал спокойно, изредка передвигая взад и вперед по столу круглую тяжелую пепельницу. Лицо его стало решительным: он предложил вместе зайти к Вербину.
— Толку от этого культпохода не будет, — проворчал Стырне,— но и терять тоже, собственно, нечего. Ладно, пойдем.
Вербин принял их с ледяной вежливостью. Все время обращался только к Сырцову, как будто Стырне и не было в кабинете и он, Вербин, вообще впервые слышит о предполагаемом месторождении Большой Пантач.
Сырцов вопросительно глянул на Стырне. Тот глазами сказал ему, что, собственно, все идет нормально и именно этого можно было ожидать. Глаза Вадима недобро блеснули.
Вербин продолжал:
— Месторождения-то еще, простите, нет. Какой же это проект! Ни обоснованных расчетов, ни ясной перспективы. Неизвестно даже приблизительно, сколько запасов, каков характер залегания. Пока, простите, все это одни вопросительные знаки.
— Имеется большое количество образцов с очень высоким содержанием фосфоритов, — плотнее усаживаясь на стуле, сказал Сырцов, — имеются предварительные цифры запасов, профили залеганий тоже в основном ясны. Но ведь дело как раз идет о более детальном изучении, о средствах на это. Вот предмет нашего разговора.
Вербин, разумеется, вовсе не был доволен, что в предмет спора внесена ясность.
— Так ведь мы достаточно уже говорили с Яном Зигмундовичем, — он наконец заметил, что Стырне присутствует в кабинете, и в первый раз повернулся к нему, — но, как выясняется, вы и сейчас не принесли ничего нового, ничего сколько-нибудь конкретного. Стало быть... — и он устало принялся протирать кончиком галстука свои очки.
— В данном вопросе я тоже имею право голоса, — медленно выговорил Вадим, — вытоптал это право ногами по тайге. Смею сказать, мне это открытие не так дешево досталось.
— Слышал, слышал о вашей болезни, сочувствую... — начал было Вербин.
— Ни о болезни, ни о сочувствии тут речи не будет, — Вадим сказал это с такой суровой непреклонностью, что Вербин осекся и, забыв про очки, сбоку бросил на молодого геолога испуганный взгляд.
Стырне перехватил этот взгляд и обрадованно подумал: «Эге, да у тебя, братец, кишка-то, пожалуй, тонковата. Не так уж прочно ты сидишь, должно быть, в своем кресле...»
— Речь тут идет только о фосфоритах, — уже спокойнее продолжал Вадим. — Они найдены, открыты. Закрыть их теперь невозможно.
— Признаюсь, мне непонятно ваше упорство, — надев наконец очки, холодно заговорил Вербин. — Вопрос этот вышел, простите, из вашей компетенции, решать его будут другие товарищи, — и он поднялся.
— В жизни, в отличие от шахмат, — тоже поднимаясь, негромко проговорил Вадим, — человек долго не замечает, что проиграл свою партию. Думаю — вы проиграли.
Вербин ошеломленно глянул на него, передохнул и, снова собравшись с силами, насмешливо бросил: