– А где состоится ужин, милорд? —Я немного глуповато пялюсь на наемника, всеми силами стараясь показать, что взволнована предстоящей встречей.
– На стеклянной веранде. Я тебя отведу. – Он выходит за дверь, позволяя мне собраться в гордом одиночестве.
Вместо этого я разворачиваю сверток со скоростью неведомой даже ветрам севера и едва не рыдаю, когда вижу небольшую брошь в виде дракона с открытой пастью. Такие броши носят все представители королевской династии в Савиране. Раньше я не предавала этому значения. Однако и у Тиривы была подобная брошь, только камни, вставленные в глаза дракона, были не красные, как у этого, а зеленые.
Надеюсь, таким образом Дамиран хотел сказать, что не сердится на меня за ужаснейшую глупость, допущенную чуть больше двух месяцев назад.
Я креплю брошь к свежему платью на груди и прикрываю ее прядью волос, распуская прическу и позволяя локонам свободно спадать на спину и грудь. Пусть же эта незатейливая вещица поддержит меня в трудный час. Кто знает, что может произойти сегодня.
Наемник устает ждать и настойчиво барабанит в дверь, громко извергаясь руганью так, что я выскакиваю из покоев с округленными от страха глазами. В коридоре меня встречает капюшончатое трио, они низко склоняют головы, чтобы мне не удалось разглядеть их лиц и чуть отходят назад, давая мне места для прохода. Я вздергиваю голову и широко улыбаюсь, будто предстоящая встреча не может принести ничего, кроме радости. Однако на душе не просто тошно или гадко. Вопреки всему мне совсем не страшно, неважно, чем обернется ужин, но брошь у сердца греет жарче любого огня. Жар этот пусть и оберегает от всплеска страха, словно кто-то очень сильный, очень любящий присутствует незримо рядом, но селит в душе нечто такое, что заставляет покорно опустить глаза, чтобы никто не увидел застывших прозрачных слез.
Когда меня наряжали для подлога, чтобы якобы схватить Тео, ощущалось, будто я овца, которую ведут на убой, в этот же раз всецело ощущаю себя рабыней и, пожалуй, готова с этим смириться. Возможно, Рид был прав, спустя какое-то время я так или иначе сломаюсь, поддамся соблазну забвения. Ведь на самом деле, гораздо проще сдаться и принять уготовленное.
Мы проходим по коридорам, знакомым до некоего болевого покалывания в груди, все в этом замке напоминает мне о детстве, о маме, о сказках, что она рассказывала украдкой по ночам, самое сокровенное и волшебное ведая лишь шепотом на ухо, чтобы никакие злые духи не сумели нас подслушать.
«Ну-ка сгинь отсюда! Ты еще слишком мала, чтоб ошиваться в хозяйских коридорах!»
«Сгинь, не мешайся под ногами, не то пролью случайно на тебя кипяток!»
«Луна, малышка, не забывай, кто ты есть».
«Сгинь! Это уроки для леди, а не для тебя, оборванка!»
В детстве думала, что меня зовут «Сгинь», так часто приходилось это слышать…
Намного проще было быть ребенком, едва ли осознающим происходящее вокруг, верить в чудеса и ждать новую мамину сказку вечером.
Дали бы мне шанс вернуть всё назад, сызнова повторить пережитое и исправить ошибки. Да, за такое колдовство, я бы многое отдала. Но как бы горько ни было, история пишется кровью, огнем и мечом, и ничего нельзя вернуть назад. Любая мелочь может сокрушить даже самого сильного и свирепого.
Наемники остановились перед дверями, ведущими на веранду. Прежде, чем войти, мне вспомнился тот день, когда Рид показал мне город, разросшийся у подножия замка, город, в котором мне никогда не доводилось бывать. Я зачарованно смотрела на крохотные домишки в отдалении, прилипнув носом к стеклу и мечтала однажды прогуляться по многоголосым улицам. Даже в тот момент жизнь была относительно простой, как и мечты.
Теперь же я знаю, как умирают города.
Я берусь за медную ручку и открываю дверь, с замершем сердцем делаю первый шаг и все еще страшусь поднять голову, вдруг слезы все же прольются.
– Повелитель, – приседаю в низком поклоне, делая вид, что не имею ни малейшего представления о реверансе.
Помнится, раньше Рид подскакивал, чтобы отодвинуть стул и помочь мне устроиться поудобнее. В этот раз он сидит неподвижно, неотрывно глядя на меня. Стоит сделать один неверный шаг, нахмуриться или одернуть руку, и он всё поймет, поэтому я распрямляюсь, чуть ссутулив плечи в знак покорности, и остаюсь на месте до тех пор, пока он не позволит мне пройти ко столу.
Проходит больше пяти минут, Рид продолжает игру в гляделки, весьма упорно, к слову.