В надежде скорее закончить и добраться до кровати, я не услышала цоканье дорогих мужских каблуков, не заметила нависшую надо мной тень. Видимо, я засмотрелась в окно, очень некстати предавшись своим мыслям.
– Что ты делаешь?
Голос, похожий на гром и рычание одновременно, раньше мне не приходилось сталкиваться с Повелителем Ридом. Его голос я слышала всего несколько раз и то, издалека, в те разы он орал на служанок (до рабынь хозяин обычно не снисходит), сейчас Рид спокоен, он переминается с ноги на ногу, ожидая ответ.
– Ты немая? Глухая? – Рид обходит меня сзади.
Цок-цок. Цок-цок. Я поджимаю губы, опустив взгляд и вижу, как его сапоги пачкают только что намытый пол. Хочется выругаться, мне так хочется спать, но придется отмывать уличную грязь, смешанную со снегом. Внутренне уже подсчитываю ущерб, забыв про заданный мне вопрос.
– Встань! И будь добра ответить, когда к тебе обращается Повелитель.
Я встаю, медленно, откладывая тряпку в сторону и оправляя измятое поношенное платье. Поднимая голову, невольно разглядываю хозяина, всего пару мгновений, но он успевает заметить.
Все слова разом позабылись. Еще ни разу я не видела хозяина так близко, он встал прямо передо мной, сложив руки за спиной в замок. Вместо того, чтобы спасти свою шкуру от взбучки и ответить, я стою и раздумываю, отчего у этого человека такой колючий, злой взгляд. Что я и все васмиорцы сделали ему, за что заслужили такой взгляд?
– Я… Мне… – тупо моргая, как полуживой господин утром, пытаюсь найти нужные слова. И набрав в грудь побольше воздуха, собираюсь и выдаю твердо: – Мне сказали убраться, – чуть подумав, добавляю, – хозяин.
Я готова была к выговору, к взбучке, но не к улыбке. Улыбка на лице Рида появилась медленно, расплываясь как у довольного кота, урвавшего свежую сметану.
– Имя, – голос Повелителя немного смягчился, но от этого не стал приятнее.
– Меня зовут Луна, хозяин.
– Видишь ли, Луна, мне хочется побыть здесь одному, так что, убирайся прочь. Закончишь потом.
Не знаю, почему меня так сильно возмутил его тон, его слова, обычно со мной никто особо не церемонился. В этот раз мне стоило особых усилий, поклониться, сцепив зубы и зашагать к выходу.
– Неужели все васмиорки такие тупые? – Рид усмехнулся, отворачиваясь от меня, для него меня не существует с того момента, как я вышла из поля видимости, поэтому, вряд ли Повелитель считает такую реплику оскорбительной. К тому же у рабыни не должно быть чувства собственного достоинства, и она не может обижаться или злиться на сказанное.
– Неужели все савирийцы такие ослы? – шепчу я едва слышно, передразнивая тон хозяина.
– Что ты сказала?
Мне бы очень хотелось повторить сказанное громче, в идеале, показать хозяину язык и остаться при этом живой. Но это где-то в другой реальности, поэтому я останавливаюсь, снова кланяюсь и смотря в пол отвечаю:
– Я сказала, хозяин, что ум васмиоркам от рождения не дан. Гены. Или природа. – И нервно пожимаю плечами.
Так уж сложилось, что при жизни, мама не успела объяснить мне, язык лучше держать за зубами, она, к сожалению, слишком сильно была занята своими личными страданиями и не вложила в мою пустую голову мысль о смирении. Поэтому с этим у меня не срослось. Это конечно же не повод, оговариваться с Повелителем, однако, едва ли тупая васмиорка может отдавать себе детальный отчет о сказанном. Быть рабыней со вспыльчивым норовом непросто. Ни раз мне за это перепадало от Лэнни.
Однажды я отказалась убирать рвоту одного из гостей. Лэнни отходила меня по спине розгами, но нужного эффекта это не возымело. Тогда по ее милости мне было наказано неделю сидеть на воде и горохе. Признаться, в следующий раз я все же дочиста вытерла неприятную лужицу, но едва ли стала послушнее. В другой раз вместо того, чтобы копаться в пыли в богами забытом помещении (до сих пор не знаю, для чего оно предназначено), я прошмыгнула на кухню, чтобы погреться у печи.
– Вон отсюда! Живо! – Рявкнул Рид, окончательно теряя ко мне интерес.
Мне хотелось уйти, очень. Но еще больше хотелось узнать, что ему понадобилось в пустынном зале. Наш Повелитель совершенно не склонен к одиночеству, обычно он нежится в обширных компаниях своих гостей. И судя по слухам, даже в собственных покоях никогда не бывает один.
Наживать неприятности в ночи было бы действительно глупо, я развернулась и ушла. Многое в замке было странным, я наблюдала это с самого детства, но вмешиваться не смела. Пока была жива мама, она старалась укрывать от моих любопытных глаз многие грязные вещи в замке. С тех пор как ее не стало, мои уши наслушались много гадостей, а глаза навидались и того больше.