Через три леора я вошла в прорубленную в скале комнатушку без окон, опрокинула на топчан рюкзак и достала Чувырлу, нежно погладив истертые нитки рта молчаливой свидетельницы моих жизненных перипетий, посадила её на домотканное покрывало и переодевшись в тренировочное х'ами отправилась на полигон.
Завтра начинаются занятия, Тирума и Ливи уже наверняка узнали о моем возвращении, а значит если я не поспешу, они нападут в моей комнате. Уверена, очередной починки топчан не выдержит и спать мне придется на полу, а значит надо поспешить.
Едва я вышла из своей «девичьей светелки» на меня напали. Подло. В спину, без предупреждающего окрика, погасив предварительно люминос-камни. Я с трудом отбивалась от двух полоумных девиц, парируя и блокируя удары практически в полной темноте, ориентируясь лишь на шорохи и отблеск белков, горящих серебром глаз. Пропустив пару крепких ударов по корпусу, я зашипела, и из обороны перешла в нападение. Один на один я бы смогла парировать атаку любой из них не напрягаясь, вдвоём, прекрасно зная мои слепые зоны и слабые стороны они взяли бы меня измором. Хорошо, что кинжалы не прихватили, встречая меня после долгой разлуки.
Несколько решительных выпадов с моей стороны, уход от удара, и сжатые в комбинации, которая должна принести мучительную боль при точном попадании в цель, пальцы Ливи ударяются в стену над моим плечом. Она визжит, низко и протяжно, словно не палец сломала, а колено раздробила, как в прошлый раз. Совсем не умеет боль терпеть. Я делаю подсечку, она валится на бок, баюкая руку и хныча.
— Что-то вы как-то без огонька, однообразно, повторяетесь, — засмеялась я, когда Тирума подала Оливии руку и щелкнув пальцами, зажгла люминос. Она была слабеньким магом огня и камни слушались её даже без активатора.
— Хотели сделать тебе приятный сюрприз, Ржавая, — осклабилась в ответ Ти. — Вставай Ли, отведем тебя в лазарет, пусть Ганс опять заставит тебя пить свои мерзкие отвары, тогда в следующий раз ты подумаешь, прежде чем сворачивать аралу**** в закрытом пространстве.
Всю дорогу до костоправа мы подшучивали друг над другом, девчонки были рады мне и явно соскучились, но жизнь научила их не демонстрировать свои чувства слишком рьяно, детство на улице Нищих ни для кого не проходит даром.
*Инсигния — символ власти. Например скипетр, держава, венец, трон.
**Инам — дар, дорогой сердцу подарок.
***Руух — мифическая птица, славящаяся своими огромными размерами.
****Арала — фигура из пальцев.
Дорогие читатели, я буду рада Вам на страницах моего нового романа «Ведьма без ковена». Эта книга будет вне серий так полюбившегося Вам Мира Ориума. Но надеюсь, и эта история найдет отклик в Ваших сердцах. Она о нашей современнице, и возможно героиня даже живет рядом с Вами. Обещаю, как всегда, будет много приключений, тайн, интриг, преступлений, любви, страсти, и жаркого секса. А еще героине придётся не единожды сделать выбор, и порой он будет очень нелегким.
Чтобы отслеживать автора и его обновления нажмите на "отслеживать автора" в правом верхнем углу моей странички.
Я благодарю Вас за комментарии, лайки, и особенно за награды.
Желаю удовольствия от прочтения.
Ваша Галя.
Глава 3
Глава 3. 1.Если убить убийцу, количество убийц не изменится
В КаноНуб каждый таль принимали не больше трех дюжин девочек, на первых ступенях отсеивались те, кто решил, что здесь будет какая-никакая крыша над головой и двухразовое питание. В конце концов многие из вылетевших считали, что в пансионе будет лучше, чем в трущобах нищего квартала, но кому удалось остаться жалели об этом, так как на третьей ступени начинались настоящие занятия, тогда как на первых двух девочек лишь испытывали.
Нас ломали, травили, топили, унижали — этот список издевательств можно продолжать бесконечно, не было ни одного терила, чтобы я не попала в лазарет. Да и он, по сути, был ещё одним испытанием на прочность. Существует масса зелий забвения, когда ты не чувствуешь боль, но организм в ускоренном темпе залечивает раны. Это было прерогативой обычных лекарей, в КаноНуб дошедшие до седьмой ступени знакомы с мельчайшими оттенками страданий. От незначительной боли в мышцах после забега длиной в десяток леоров, до агонии сращиваемых на живую костей и восстановления разорванных в сражении внутренних органов.
Нет, здесь не умирали от тренировок, но каждое мгновение ты должен быть готов к нападению, к покушению на свою жизнь. Тех, кто не единожды преуспел в подлых атаках исподтишка переводили на следующий уровень лестницы, единственным ограничением было — не наносить смертельных ран, таких, чтобы проигравшую не успели доставить в лекарское крыло. За это исключали, стирая память и возвращали на улицу.
Единственной демонстрации ментального воздействия такой силы, когда последние несколько талей твоей жизни стёрты, мозг покорежен, ты не отличаешься от бродячего пса, которого прикормили, приручили, а затем вышвырнули обратно на улицу — напрочь отбили желания "личинок" доводить дело до необратимого. До смерти.
Преподавали в КаноНуб только мужчины, ведь какой смысл обучать женщин-ассасинов, если они не смогут противостоять среднестатистической мужской особи. С самого первого уна нам показали, что рассчитывать на благородство и галантность сильного пола над слабым — не стоит. Нас не то, чтобы не щадили, казалось нас сознательно хотят изничтожить, стереть, умертвить.
Желающих возвысится за мой счёт было масса, и по началу отбиваться приходилось несколько раз в ун, потом реже. Почему именно я стала объектом такого пристального внимания — да потому что отличалась от них так же, как пригоршня бесполезной золы от горсти розового жемчуга.
За девять талей во дворце я получила приличествующее для наследницы двух благородных родов образование, владела навыками ближнего боя, уже неплохо, как мне казалось, ха-ха, фехтовала, знала историю и несколько языков, в общем обладала всем тем, чего не было у бродяжек и сирот, подобранных в канаве для обучения. К тому же в начале им казалось, что меня легко победить, ведь я, со свойственной мне благородностью, взращённой поколениями, не била со спины, вела в бою себя достойно и честно.
Первое время.
После того, как мне дважды сращивали позвоночник, я пересмотрела свои жизненные принципы и теперь не отличалась от крыс, взращённых улицами. Никто, даже наставники, не знали кто я, для появления в пансионе, достаточно было предъявить запону*. Грубая чеканка уробороса** на простом оловянном круге — и вопросы ко мне отпали.
Не важно кто и когда посчитал меня достойной для КаноНуб, наличие у меня бляхи — как нерушимое обязательство, и меня приняли молча, без вопросов и прелюдий. Кроме меня было ещё несколько благородно воспитанных белых ворон, они сбились в кучку, как скорпионы в банке и жалили друг друга, пока не осталось ни одной.
Они и меня пытались то ли приобщить к своему террариуму, то ли убрать с пути, но я всегда держалась особняком и вскорости они отстали.
— Тебя долго не было, — произнесла Ливи, чья правая рука была утрамбована в самодельный лубок, лекарь конечно же дал ускоритель, но возится с переломом пальца не стал. Как обычно. — Что-то серьезное?
Она была мне ближе, чем Тирума, та, несмотря на тали дружбы, так и норовит укусить протянутую руку, словно не веря в то, что ее просто хотят погладить.
— Родители умерли, — призналась я.
— Переживаешь, — ответила Тирума.
Её, в четыре мать продала в бордель, как ей удалось выжить я не спрашивала, а она не рассказывала. Мать умерла спустя несколько демов, от передозировки синей соли, истратив все медяки с продажи дочки на дозы забвения или агонии. Это уж кому как повезет. Чистый, неразбавленный наркотик дарил наслаждение и экстаз, а грязный, другого в этом квартале не было, медленную и болезненную смерть от ломки.
— Переживу, — отозвалась я.
Ещё один таль прошел, и иногда мне казалось, что я барахтаюсь во времени, как попавшая в смолу букашка, так бесконечно долго тянулись уны. А порой, меня подхватывал стремительный, бурлящий водопад и сил моих хватало лишь на то, чтобы вынырнуть на поверхность и глотнуть живительного кислорода, прежде чем вновь погрузится в мутную, пузырящуюся воду.