— Ах да, я и забыл! — воскликнул Михаил Васильевич, подбегая к аппарату для анализа, воздуха. — Однако это любопытно, — прибавил он, кидая взгляд на эпруветку.
— Что такое? — спросил Сломка, перекладывавший медные и цинковые кружки вольтова столба смоченными в серной кислоте кусочками сукна.
Оказывается, лунный воздух состоит не из семидесяти девяти частей азота и двадцати одной кислорода, как земной, а из равных частей того и другого газа.
— Оттого-то нам и дышится здесь так хорошо, несмотря на уменьшенное против земного атмосферное давление, — отозвался инженер.
— Теперь примемся за анализ лунной воды. Столб готов?
— Готов.
Михаил Васильевич устроил из широкой воронки и двух эпруветок вольтметр, налил в него подкисленной лунной воды и провел ток от вольтова столба. Мгновенно вода стала разлагаться, причем ее кислород стал собираться в одной эпруветке, а водород в другой.
Профессор задумчиво наблюдал анализ воды, поглаживая свою бороду.
— О чем вы задумались, Михаил Васильевич? — прервал наступившую тишину Сломка.
— Да все о том же: у нас есть кислород, есть водород, есть азот. Все это добыть легко, но откуда взять углерод и в каком виде.
Старый ученый опять задумался.
— А графит? — вдруг воскликнул он. — Ведь это чистый углерод, а его на Луне сколько угодно. Ну, теперь дело в шляпе. Из воды мы добудем кислород и водород, из воздуха — азот, а из почвы — углерод. Когда же запасы пищевого материала будут обеспечены, — проговорил Михаил Васильевич, с отеческою нежностью смотря на своего будущего зятя, — тогда я прибегну опять к вашей гениальной изобретательности, чтобы изыскать средство догнать Шарпа и вырвать из его когтей добычу.
Гонтран воскликнул дрожащим голосом:
— Я готов умереть за вашу дочь, профессор!
Тем временем практичный Сломка еще раз проверил количество припасов, оставленных девушкой для Шарпа.
— Михаил Васильевич, Гонтран, — обратился он к своим товарищам. — Мы должны поторопиться с работой над пищевыми веществами; у нас всего тридцать три сухаря и четыре коробки консервов, по полфунту каждая… Этого хватит не более как на четыре дня.
Глубокий вздох раздался в углу залы.
— Это что такое? Тут кто-то есть? — обеспокоился Осипов.
— Фаренгейт! Мы и забыли совсем о нем.
— Сломка и Гонтран бросились к Фаренгейту, лежавшему на полу. Американец пришел в себя, но, видимо, ничего не сознавал. Он смотрел тупым, бессмысленным взглядом перед собой.
— Что с ним? Что-то больно он тих и спокоен, не кончается ли взаправду? — говорил Сломка.
— Он оглушен взрывом, немножко спокойствия, дня два полежит в кровати и придет в себя, — утешал Осипов.
Друзья устроили Фаренгейта поудобнее в кровати, положили на голову ему холодный компресс и принялись под руководством Осипова за работу по добыванию пищевых продуктов.
— Я не могу больше, Вячеслав!
— Ну еще немножко бодрости!
— Эх, бодрости у меня сколько угодно… Да голодный желудок настойчиво заявляет свои права.
Гонтран произнес эти слова таким плачевным тоном, что его приятель почувствовал сострадание. Он бросил свою работу: сгущение азота и кислорода с помощью нагнетательного насоса — и принялся утешать Фламмариона.
— Как, ты не можешь попоститься два дня? Стыдись!.. Какой из тебя выйдет исследователь?!
Фламмарион горестно воскликнул:
— Я готов отрезать себе руку, чтобы приготовить котлетку или бифштекс!
— Какая фантазия! — улыбнулся инженер.
— И право, я готов привести ее в исполнение. Моя голова идет кругом, мысли путаются. О, как я голоден! — вздохнул Гонтран.
— А есть нечего… Бедный мой Гонтран… — проговорил Сломка, пытаясь шуткою развеселить друга. — Но погоди немного, Михаил Васильевич добьется успеха… Ты сам видишь, как это трудно.
Если этот успех будет достигнут еще через несколько часов, то боюсь, что он застанет меня уже мертвым, — печально сказал Гонтран.
Он не успел договорить, как старый ученый, возившийся в другом углу залы над своими аппаратами, торжественно воскликнул:
— Гонтран! Сломка!..
Молодые люди поспешно кинулись к профессору и прибежали как раз вовремя, чтобы поддержать его: до сих пор энергично боровшийся с голодом, старый ученый не выдержал и зашатался. Он указал рукою на кристаллизатор с каким-то черноватым клейким веществом и прошептал: