— А какова наружная температура? — спросил Николь у Барбикена.
— Та же, что и всегда в межпланетном пространстве, — ответил Барбикен.
— Значит, теперь как раз время произвести опыт, который мы не могли проделать при солнечном освещении, — сказал Ардан.
— Ты прав, теперь или никогда, — ответил Барбикен, — именно сейчас мы находимся в таком положении, что можем с большой точностью измерить температуру межпланетного пространства и проверить вычисления Фурье или Пуйэ.
— Во всяком случае, холод собачий, — заметил Мишель. — Смотрите, как влага осаждается на стеклах окон. Если понижение температуры будет продолжаться, нас скоро засыплет снегом от собственного нашего дыхания.
— Приготовьте термометр! — сказал Барбикен.
— Понятно, что обыкновенный термометр не дал бы никаких показаний при столь исключительных обстоятельствах. Ртуть замерзла бы в трубке градусника, так как остается в жидком состоянии только до сорока двух градусов ниже нуля. Но Барбикен запасся прибором системы Уолфердина, который мог показывать чрезвычайно низкие температуры.
— Прежде чем пустить в дело этот прибор, его надо было проверить при помощи обычного градусника и затем приступить к измерению наружной температуры.
— Как же это сделать? — спросил Николь.
— Нет ничего легче; — ответил Ардан, которого не смущали никакие затруднения. — Мы быстро отворим окно, выбросим наружу прибор, и он послушно полетит за нами, а через четверть часа мы его достанем…
— Чем? Рукой? — спросил Барбикен.
— Рукой, — ответил Мишель.
— Ну, мой друг, не советую тебе это делать: твоя рука на этом страшном морозе тотчас же превратится в бесформенную ледышку.
— Да что ты!
— Ты почувствуешь жестокий ожог, как от прикосновения к раскаленному добела железу, — ведь наше тело одинаково реагирует на сильный холод и на сильный жар. К тому же я не уверен в том, что выброшенные нами предметы все еще следуют за нами.
— Почему же? — спросил Николь.
— Да потому, что, если мы летим в лунной атмосфере, как бы ни была она разрежена, эти предметы должны от нас постепенно отставать. Темнота мешает нам удостовериться в их присутствии; поэтому, чтобы не рисковать термометром, привяжем его, тогда его легко будет втянуть обратно в снаряд.
Селенит по рассказам барона Мюнхгаузена.
Совет Барбиквна был принят.
Окно быстро приотворили, и Николь кинул термометр, прикрепленный на короткой веревке.
Иллюминатор приоткрыли всего на одну секунду, но этой секунды было достаточно, чтобы в снаряд хлынул жесточайший мороз.
— Тысяча чертей! — воскликнул Мишель Ардан. — На таком морозе замерзли бы даже белые медведи!
Барбикен оставил термометр снаружи на полчаса; этого было более чем достаточно, чтобы прибор показал температуру окружающего снаряд пространства. Затем термометр быстро втянули обратно в кабину.
Барбикен вычислил количество ртути, перелившееся в маленькую ампулу, припаянную к внутренней части прибора, и сказал:
Пуйэ оказался прав в своем споре с Фурье. Сто сорок градусов Цельсия ниже нуля.
Такова ужасающая температура небесного пространства! Такова, может статься, и температура лунных материков, когда ночное светило вследствие излучения теряет всю теплоту, скопившуюся в нем в течение пятнадцатисуточного лунного «дня».
Каковы бы ни были существа, живущие или жившие на Луне (существуют ли они в настоящее время, находясь, вероятно, в периоде своего упадка, или же лунное человечество, проживши миллионы веков и утомившись, уснуло навеки), нам не менее интересно перенестись в эту отдаленную провинцию, чтобы составить себе понятие о том зрелище, которое представляется наблюдателю, находящемуся на этой оригинальной обсерватории.
Предположим, что мы явились в эти дикие степи в начале дня. Если мы прибыли до восхода солнца, то зари, предвозвещающей его, мы здесь не увидим, так как в такой разреженной атмосфере не бывает никакого подобия сумерек: там «боязливая Аврора не открывает Солнцу своего заколдованного замка», но зато зодиакальный свет, столь редко различаемый у нас, там бывает виден постоянно, являясь предвестником царственного светила. Вдруг на черном горизонте появляются стремительные лучи солнечного света, которые, ярко освещая вершины гор, оставляют в темноте ночи долины и равнины. Свет разрастается медленно; между тем как у нас в центральных широтах Солнцу требуется не более двух с четвертью минут, чтобы подняться, на Луне оно употребляет около часа, и, следовательно, посылаемый им свет и в течение нескольких минут очень слаб и усиливается крайне медленно. Это нечто вроде зари, которая очень непродолжительна, так как через полчаса солнечный диск показывается уже наполовину и лучи его так же ослепительны для глаза, как если бы оно все было над горизонтом. Эти лунные восходы Солнца сильно уступают по красоте нашим. Мягкое и нежное освещение высших слоев атмосферы, окрашивание облаков золотом и пурпуром, снопы солнечных лучей, льющихся на окружающую природу, и над всем этим сверкающая роса, которая омывает долины таким мягким светом при начале дня, — все это явления, неизвестные на нашем спутнике. Но зато лучезарное светило показывается там со своей раскаленной атмосферой и с протуберанцами. Этот лучезарный бог медленно поднимается на фоне вечно черного неба, глубокого и бесформенного, на котором звезды горят днем совершенно так же, как и ночью, не закрытые никаким покровом. Там небо не отражается на поверхности какого-либо моря или озера.