- Но я - душа управляемой мною машины. Понимаешь?
- Вот потому-то и сам становишься таким же тупым и бездумным, как ваша танкетка.
- Оставь ее в покое!
- Я-то ее как раз и не оставлю. Ей всегда нужно давать задания.
- Это будет делать ее водитель... с Земли, - повысил голос Евгений.
- Тебе придется примириться с тем, что приказывать водителю буду я... с Луны, - невозмутимо заявил Петр.
- Что ты хочешь сказать?
- Что тебе не удалось подложить мне "свинью"! Думаешь, испытали замечательную машину, которой можно управлять на Луне, так и не полетят на Луну люди, рейс "Искателя" отменят?
- Отменят!
- Нет, решение иное. Оно мне известно.
- Какое?
- Полетят два "Искателя". На одном мы с Аникиным, на другом - ваша танкетка. А на Луне она нам пригодится.
- Что? - Евгений вскочил. - Ну нет! На Луне танкетка многое докажет... И раньше всего, что ты там не нужен!
- Я там не нужен? - грозно надвинулся на брата Петр. - Ты понимаешь, на что замахиваешься? На самое для меня святое!
- Оставь свой звонкий топот. Сам ты что делаешь? - отступив на шаг, крикнул Евгений. - Только что ревущую Наташу встретил.
- Мальчики! - встала между сыновьями мать. - Да _______раво!.. В детстве и то так не дрались. Если ле________ по-братски.
Евгений этой же ночью добился свидания с академиком Беляевым.
Академик, предупрежденный по телефону, сам открыл Евгению дверь. Как всегда изысканно одетый, словно и не спавший, он тихо провел его по коридору, потом плотно запер дверь кабинета.
- Ну, - сказал он, улыбаясь одними глазами. - Если разрешишь, я выскажу все твои бурные мысли. Два взаимно исключающих направления!.. Мы не смеем!.. и так далее...
- Нельзя превращать такой удивительный вездеход в ишака, во вьючное животное!.. Он рассчитан на самостоятельную работу, а не на роль помощника!
- Не торопись. Помощь, может быть, еще и тебе понадобится. Наша танкетка значительно усилит экспедицию, но и члены экспедиции расширят ее возможности. Ты ведь "рожденный ползать". Ни на одну Лунную гору не поднимешься. Не так ли? А Луна - планета гор, притом кольцевых. Танкетка через горное кольцо не проникнет, тайну кратеров, к сожалению, не раскроет. Я уже не говорю о той стороне Луны, недоступной для радиоуправления.
- Но ведь это же такой риск для людей!
- Ты с нашей танкеткой должен уменьшить этот риск до предела. Спокойно вежливый, непоколебимый, академик обезоруживал. - Ты коммунист? спросил он.
- Еще молодой... - смутился Евгений.
- И брат твой коммунист!
- Разве коммунисты не могут соревноваться?
- Могут и должны, но... помогая друг другу.
- А я смогу там действовать самостоятельно?
- Сможешь!.. Иди домой спать. Пожми брату руку.
- Я пожму ему руку. Все время буду жать руку на Луне... железным манипулятором! - многозначительно пообещал Евгений.
Академик, пропуская Евгения вперед, довел его до выходной двери.
- И не забывай, - сказал академик на прощание. - Ты - наша связь с ними... Живая. А это очень, очень важно...
На дачу Евгений уже не поехал.
Г л а в а п я т а я
ФЛАГ ЛУНЫ
Высокие голые скалы, зубчатые, с острыми вертикальными ребрами, желтоватыми прожилками и черными зигзагами трещин, отвесно поднимались с каменистой россыпи, замыкая равнину со всех сторон, как арену гигантского цирка.
На хмурых шершавых утесах не росло ничего, меж камнями не забилось ни горстки земли, на слое пепельной пыли не отпечаталось ни единого следа ящерицы, змеи или насекомого.
Не было и смерти, потому что смерть - последний акт жизни, которой здесь не было. Все застыло в леденящей неизменности, в безысходном покое... Только резкие тени беззвучно и неумолимо двигались, пересекая равнину от затененных склонов до мертвенно-платинового, ярко освещенного обрыва.
Внезапно в середину каменистой арены с неба уперся огненный луч, красный, узкий, почти не расходящийся. Он коснулся камней, и под ним заклубилось облако дыма или пыли. На пламенном луче, словно опираясь на него, как на жесткий столб, удерживалось в высоте сверкающее на солнце серебристое тело.
Огненный столб казался осязаемым, прочным, объемным, он словно уходил в камни, загоняемый в них неведомой силой, погружался, как раскаленный прут в сугроб, становясь все ниже, короче. И серебристое тело, венчая его, постепенно снижалось.
Оно походило на остроконечную головку исполинского снаряда да по существу и было им, космическим снарядом, последней ступенью ракеты, реактивные двигатели которой, тормозя, позволяли ему плавно опуститься.
И он почти застыл, остановился над клубами дыма и пара: в нижней части снаряда выдвинулись три лапы, словно шасси у самолета.
Снаряд коснулся одной лапой камней, накренился и сел, чуть спружинив.
Пламя исчезло, только коричневый дым расплывался темным туманом, рассеивался тучей пепла.
И снова стало все мертвенным и недвижимым на окруженной скалами равнине. Инородным сверкающим телом стоял на арене циклопического цирка космический снаряд...
В его круглых иллюминаторах, похожих на окна батисферы, никто не показывался. Бесконечно медленно двигались тени...
Но вот в нижней части снаряда дрогнула круглая крышка люка и начала медленно поворачиваться. От нее вниз по лапе шло несколько лестничных ступенек.
Дверца люка сделала пол-оборота и распахнулась. За нею чернело отверстие.
Из люка стало выбираться странное чудовище, в котором лишь с трудом можно было угадать астронавта. Огромный, в безобразном скафандре, он одной ногой пытался нащупать ступеньку.
Однако, столь неуклюжий с виду, он спустился на каменистую почву с неожиданной ловкостью и быстротой.
В руке он держал длинный шест. Первой заботой спустившегося было насыпать горку камней и водрузить шест.
Это было древко флага, который никак не хотел развернуться из-за отсутствия ветра.
Астронавт стал раскачивать древко, стремясь размотать флаг. Это ему удалось. Находясь в движении, полотнище флага развернулось.
Флаг был полосатый со звездами - американский флаг.
Астронавт укрепил древко флага. Полотнище снова повисло. Как бы то ни было, но флаг над равниной если и не развевался, то был водружен.
Астронавт, ковыляя по камням, стал расставлять взятые им из ракеты приборы. Одновременно он поднимал камешки и, не рассматривая их, механическим движением засовывал в подвешенный к скафандру кожаный мешок.
Уныло бродило странное существо среди неприветливых скал. Дважды оно возвращалось в ракету, освобождало там мешок и возвращалось снова на равнину, чтобы заняться сбором камней.
Вместо шлема на астронавте был легкий колпак. Через прозрачную пластмассу отчетливо видны были косматые плечи, кудрявая шея, могучий затылок. Когда астронавт поворачивался, его маленькие, широко расставленные глазки сверкали. Гигантские клыки не умещались в закрытой пасти, придавая заросшей шерстью морде зловещий вид.
В скафандр одета была гигантская горилла...
Да, это была горилла, великолепно выдрессированная горилла.
В шлемофоне она услышала знакомый ей, переданный по радио голос профессора Триппа:
- Э-гей, Колумб! Ты меня слышишь? Э-гей, гоп! Обратно! На место! Обратно!.. Кушать, Колумб... Иди кушать в ракету. Собери приборы. Живо! Хэлло, Колумб! Собери приборы и кушать!
Горилла-астронавт все прекрасно поняла.
Сутулясь, доставая передними лапами до камней, она проворно побежала к тем местам, где оставила самописцы. Деловито засовывала она ящичек за ящичком в мешок, свободный сейчас от камней.
Потом заковыляла к флагу, зачем-то потрясла его древко, но, очевидно, вспомнила, что трогать его не следует.
Она проворно забралась по лесенке в люк ракеты и скрылась в нем.
Некоторое время виднелось темное отверстие, потом крышка люка сама собой захлопнулась, сделала пол-оборота и замерла.