Художники, разорив также и библиотеку, повесили на видном месте портрет какого-то патлатого бородача и ушли. После этого Намаховы стали искать для своего курса новое помещение, и тут пришла в голову мысль обратиться к Мурмызову.
Председатель кооператива Мурмызов в детстве мечтал быть начальником жэка. В юношестве, обратившись к богу, он в представлениях своих уподобил начальника жэка тоже господу, но с меньшими полномочиями. Жильцы молятся – звонят с жалобами. Начальник в праве уважить их молитвы и ниспослать по известным адресам благо. Просишь воды из крана? Водопроводчик, словно ангел, спешить починить. Нет света? Да будет свет! И является электрик.
И зудела в Мурмызове мысль – а где учат на начальника жэка, как им стать? Дядя вот его Николай работал начальником столовой, еще в семидесятые. А отец тот был ботаником, гербарии собирал по всему миру, привозил из командировок то пробковый шлем, то восточный ковёр. Кого же спросить? Матушка Мурмызова та скупала спички в предчувствии больших перемен. Спички после государственных потрясений самая верная валюта, они да еще соль. Покупай за раз соли по три пачки, складывай в сухое место, потом соль обратится в золото. «Капитал в потенциале», – говорила Мурмызову мать. А отец всё листочки собирал. Приклеит в альбом, подпишет каждый листик, и несет в академию наук. Время от времени получает от них новую ученую степень, а то и предложение – не желаете ли издать свой труд? Еще пишете? Так поторопитесь! Ставим вас в план.
Уже на склоне лет Мурмызов, войдя в доверие к членам домового комитета, был назначен ими председателем кооператива в обход общего голосования. К тому времени у него уже были ключи от подвала, чердака и сарая, а также электродрель, позволявшая Мурмызову ощущать себя мастером на все руки.
У этого-то жука, из-под кровати коего каждое утро, а то и вечером вылезали двойники и потребляли то газ, то воду, а некоторые оставались надолго жить в квартире, или внезапно исчезали, либо были съедаемы, Намаховы решили арендовать сарай или подвал.
– Он не захочет, – сказала Анечка.
– Точно, – согласился Сергей.
16
За ужином Намаховы придумали продать свою квартиру. Ведь со дня на день перепадет новая там, в Голосеево. А старую рухлядь – долой!
Впрочем, рухлядь надо было привести в товарный вид. Аня повесила в коридоре календарь с репродукцией какого-то пейзажа.
– Лувр! – похвалил Сергей.
Миша оклеил дверные косяки пленкой под дерево.
– Сойдет за дуб! – одобрил папа.
Также были вкручены новые лампочки, а участок обоев, где Сергей ночами чиркал стихи, взят в рамку и подписан: «Мандельштам».
– Ну теперь, – сказала Аня, – можем выставляться за любую цену!
И заломили ого-го! Спустя неделю после объявления в газете, позвонил дядечка и солидным голосом представился Иваном Ивановичем Лысым. Спросил, когда можно приехать смотреть квартиру. Да хоть ночью! Ночью и явился. В самом деле, лысый, здоровый такой, в пиджаке, с бабочкой под горлом и бантом на кармане. «Как с похорон», – шепнул Сергей жене.
Лысый не обратил внимание на Лувр и на дуб, но достал рулетку и начал мерять дверные проемы.
– Это он хочет сделать тут офис похоронного бюро, – тихо пояснил Сергей Мише и Ане, – Проверяет, можно ли гробы будет проносить.
Заметив, что Миша собирается корчить из себя дегенерата и уже чудовищно шарит языком за щеками, посматривая по сторонам, Аня спешно увела сына в другую комнату. Сергей спросил у Лысого:
– А зачем вы меряете?
– А чтоб вы меня не обманули. Я очень, знаете, подозрительный. Подозрительный я такой. Подержите, – и сунул Сергею конец рулетки, а сам отошел к противоположной стене. Обвел взглядом потолок, сказал:
– Чувствую, вы что-то замышляете, но не пойму, что.
Миша за стеной объявил:
– Выступает заслуженный тенор, лауреат всех конкурсов, – и дурновато запел на одном звуке.
Сергей напрягся. Сделка срывалась. Он постарался придать голосу умную приятность:
– Мы ничего не замышляем. Мы интеллигентная семья, много читаем.
В комнате появилась Аня с журналом кроссвордов:
– Город на «эн», семь букв!
– Нальчик! – сразу нашелся Сергей.
– Подходит! – заключила, записывая, и в задумчивости вкручивая в висок карандаш, вышла. Спасла положение.
– Вижу, вы в самом деле достойные люди, – Лысый нажал кнопку на рулетке. Вжик! Она втянулась.
– Мой папа сын профессора! – глухо крикнул из-за стены Миша.
– В самом деле? Какой институт? – осведомился Лысый.
– КПИ.
– Достойно, достойно, – закивал головой, – Будем оформлять сейчас или потом?
– Лучше сейчас.
– А вы дееспособны?
Миша ответил чередой гулких ударов в стену.
– Да, – подтвердил Сергей.
– Но если вы в самом деле сын профессора, то конечно же умеете готовить профессорские щи.
У Намахова взмокло на линии волос и лба. Профессорские щи. Их готовят в семьях профессуры раз в неделю и приглашают на ужин студентов. Давний обычай единения студентов и преподавателей. Преподаватель дает не только пищу духовную, но и материальную. Но грань между кормящими и кормящимися соблюдена. Единение не полно, лишь показывает принадлежность к общему миру. Вкус знаний усиливается вкусом особых профессорских щей.
– Мы свято блюдем традиции, – ответил Сергей несколько надменно.
– Вот и отлично. Угощайте меня!
И отправился на кухню, сел на табурет за столом, сложил ручки на животе.
– Так, дайте мне покуховарить! – зашел Миша, подкатывая рукава.
– Аня, – позвал Сергей, – У нас есть кислая капуста?
В это время Лысый закачался вперед-назад, повторяя:
– Щи. Щи. Щи.
Продолжая, он из нагрудного кармана вынул раскладную ложку, отворил ее и облизал.
– Щи. Щи. Щи.
Аня побежала на парадное, вниз, к председателю кооператива. Звонит в дверь. Открывает заспанный клон, даже не спросив, кто.
– Кислой капустки! – пищит Аня.
– У меня всего довольно! – широкий жест рукой, – И капуста, и огурки соленые бочковые, и бадья моченых яблок. Заходите, набирайте.
– Ой, я посуду забыла! – убегает, возвращается с банкой. А клон уже дверь затворил и не отпирает. Сверху всё громче доносится:
– Щи! Щи! Щи!
Из-за двери клон забубнил:
– Дом в долгах, как в шелках. Я хожу голый-босый, всю зарплату отдаю в счет этого долга. И после этого вы еще смеете требовать у меня кислую капусту? А я не дам! Не дам! Не дам! – сорвался в крик.
По лестнице уже спускался Лысый и пыхтел:
– Теперь, конечно же, ни о какой сделке не может быть и речи. Отведав профессорских щей прямо сейчас я, может быть, изменил бы решение, но...
Следом топал ступенями Миша и разевал рот, протяжно испуская неприятный звук на одной ноте.
– Распевочка! – пояснила Аня, – Готовится поступать в консерваторию!
– Готовлюсь, – согласился Миша, – на неделе у меня будет прослушивание.
И снова проделал неприятный звук.
– Из Павловки не вылажу, – тарахтел за дверь клон, – Лягу, проколят чем надо, выхожу успокоенный и безвредный. А иначе меня только тронь! – и застучал ногами в дверь:
– Аааа! Аааа!!!
Днем пришли еще смотреть квартиру. Тётя с зонтиком, хотя дождя не было, и ее прыщавый сын, выпячивающий вперед челюсть.
– Выпускник института истории, – представила его тётя.
Намаховы показывали квартиру во всей красе.
– Хата – лялечка. И зачем только мы ее продаем? – сам недоумевал Сергей.
– Если вам не хочется, то не надо! Мама, они не хотят! Они бы остались тут жить, но мы как бы лишаем их квартиры, – выпускник потянул даму с зонтиком прочь.