Разбили глиняную свинью-копилку, пересчитали деньги – хватит – заказали по телефону в одном магазине машинку. В назначенный день Намахов отправился на Подол, на эту фирму.
Ехал на метро, в вагоне наплевал на пол хлебом и возмутился:
– Нажевали тут!
– Вы же сами и нажевали! – тётка в синем сказала. Какая-то тётка в синем. Намахов отвернулся к двери и потом вышел, когда створки открылись. В метро всегда пахнет резиной. Намахов пристал к работнице метро, что сидела в стеклянной будочке с телевизором, перед эскалатором:
– Почему у вас нефтью какой-то пахнет? Это мазут, которым шпалы смазывают?
– Я не знаю!
– А вы еще знаете, что не знаете?
– Что?
– У вас хлеб жеваный в вагонах валяется!
Пять минут его ловили на эскалаторах. Сергей прыгал с одного полотна ступеней на другое, карабкался между перилами, подтягиваясь руками за лампы, гримасничал и показывал язык, а в перерывах посмеивался:
– За вход я заплатил, имею право!
Потом долго бежал кирпичным по задворкам старых домов, утыканных разными конторами аблакатов, кафешками и полиграфиями. Наконец, когда стук ботинок позади утих, остановился и перевел дух.
– Что вы здесь делаете? – спросил его молодой человек, вышедший из темной двери покурить.
– Выполняю государственное задание. В настоящее время скрываюсь от преследования. У вас есть деньги?
– Немного, – растерялся молодой человек.
– А жаль.
Тут вышел другой молодой человек, по имени Паша. Со стаканчиком кофе в одной руке, и сигаретой в другой. Паша был по профессии креативщик и знал всего три слова – нах, пох и нех.
Сергей обратился к нему:
– А у вас есть деньги?
– Нах?
– Мне очень нужно.
– Пох.
– Я поиздержался.
– Нех.
– Понимаете, я купил в метро жетон, по-итальянски жетоонэ, и теперь мне не хватит на заказанную по телефону машинку для стрижки.
– Пох.
Намахов оторвал от угла дома кусок водосточной трубы и врезал Паше в голову, в висок. Паша растянулся на асфальте, кофе стало растекаться лужей.
– Он дерется! – вдруг крикнул уцелевший молодой человек. Сергей ударил его тоже, но тот, умываясь со лба кровью, нырнул в парадное. Намахов быстро сунул руку Паше под грудь, нащупал в кармане тенниски бумажки, достал – это оказались деньги, отсчитал нужную сумму, остальное спрятал. Оглянулся, тут в парадном послышалась возня, кто-то приближался, несколько человек. Рванул со двора на улицу, через нее, в другой двор подворотней.
Выбрался оттуда спокойно и пошел к магазину, держа ориентиром бетонную башню элеватора у Днепра. Рядом с башней маячили соединенные с ней переходом толстые колонны-хранилища. Намахов погрузился в думу – вот там держат зерно, а если случайно упадет туда человек, как даст другим знать? Как выберется? Допустим даже зерно на самом дне, и человек на дно упадет и выживет. Может быть внутри есть лестничка металлическая, и по ней карабкаются, ведь нужно же зачем-то спускаться?
Едва удержался, чтобы пролезть на элеватор и всё разузнать. Тут и к фирме поворот. С обратной стороны дома вход в полуподвальное помещение, но большое. Дверь с видеокамерой.
Намахов вошел и направился к стойке. За ней – девушка, наверное менеджер. Улыбнулась. Табличка на груди: «Марина». Сергей высунул язык, куда предварительно приложил бумажку с номером заказа.
– Что? – девушка заморгала глазами.
– Номев вакава! – а трудно было так говорить. Чтобы сглотнуть слюну, Сергей засунул язык обратно, а потом снова высунул и замычал. Он даже взялся руками за стойку и подпрыгнул несколько раз.
– Охрана! – позвала Марина.
Намахов сразу исправился. Вежливо:
– Мой номер заказа двенадцать двадцать четыре.
Явился пожилой охранник, видно что очень крепкий:
– В чем дело?
– Вот тут товарищ ведет себя странно.
– Вот тут товарищ ведет себя странно, – передразнил ее Намахов тонким голосом, – Между тем в Англии подобное поведение называют эксцентричным! Многие англичане эксцентричны.
– Именно, – кивнул в подтверждение охранник.
– Обыкновенный англичанин, без причуд, это не совсем настоящий англичанин.
– А вы англичанин, что ли? – спросила Марина.
– Этот предательский акцент, – вздохнул Сергей, – Никак не могу от него избавиться. Да, я работник посольства. Могу ли я забрать свой заказ?
– Да, конечно.
19
Сергей, с фирменным белым кулечком, где лежала покупка, шел Парковой дорогой. Она лежит на склоне холма над Днепром, в зелени, по ней обычно ездят, а не ходят. Намахов собирался свернуть потом к Зеленому театру и сверху подойти к тем остаткам давней кирпичной стены, на которых тренируются альпинисты. Они бы цеплялись своими кошками и другими приспособлениями, а он забавы ради их отцепливал.
Замечтавшись, поглядел на небо. Синее сквозь кленовые листья. Замечательно. И получил удар в темя.
С острой болью упал на асфальт тротуара. Мимо по черной брусчатке неслись машины. Алёна Столярова, в длинном платье и платке на голове, размахнулась большим молотком и ударила снова, по виску. Намахов не пошевелился.
Она ушла. А он лежал. И по серому текло темное. Потом он увидел, как один автомобиль остановился, клацнули дверцы. Ноги в выглаженных штанинах, обутые в блестящие кожаные туфли, перешагнули через полосатое бело-черное заграждение между шоссе и тротуаром, и подошли ближе. Встали рядом.
– Вам плохо? – прозвучал участливый вопрос.
– Кто вы? – спокойно спросил Сергей.
– Чиновник. Высшего ранга.
– Я умираю.
– Это очень плохо. Я понимаю вашу проблему. Но ее нужно решать только системно!
Начищенные туфли повернулись, мягко отправились прочь, перелезли ограждение. Дверцы хлопнули. Намахов тяжело моргнул глазами и умер.
20
После черных похорон Аня сказала, что ей нужно сменить обстановку и махнула в Железный Порт, на море. В Железном Порту есть широкий пляж, вдоль него разные частные пансионы, с питанием и без. Хочешь – голодай.
А Миша остался дома и стал думать, где достать деньги. Конечно, надо было продать коллекцию пивных крышечек. Он пошел на задворки местного супермаркета, где мужики вечно пили пиво, и за час выколупал из земли немерянное количество крышечек. Еще час ушел дома на отмывание. Совсем негодные – выкинул. И потом разместил в интернете объявление, на свежекупленный мобильный номер.
Клюнуло сразу десять человек. Миша одному продал, остальных кинул, симку выбросил, ищи-свищи!
Надо было бы отложить, да проходил мимо веломагазина, загорелись глаза, зашел, приобрел себе модные шатуны, руль, да всякого по мелочам.
Неделю просидел на пицце утром и вечером. Деньги разошлись быстро, стал думать еще. Ночью взял свечку, спустился во двор, постучался к Димону в бомбоубежище.
Тот не спал:
– А, заходи!
Долгая сырая лестница, дверь, комната. Под потолком висела на проводе желтая лампочка. Она мигала, словно в шторм. Прямо на столе – бутылка водки и гитара.
– Завтра на разогреве, – сказал Димон.
– У кого?
– Ну ты ваще, как не знаешь? Афиши читай!
– Мне не до афиш, у меня траур.
– А, я забыл, да. Ну так самые они приехали. А я репетирую.
– Я вот что, – начал Миша, – Как мне быть дальше? Не хочешь у меня купить велосипед?
– А на кой он мне? Свои колеса есть! – Димон поднял руку и качнул лампочку. На стене осветился висящий дорожник советского времени.
– На этом разве можно ездить?
Димон обиделся и выгнал Мишу, награждая обидными словами. Миша по пути домой закапал воском замочную скважину председателя кооператива. Клон наблюдал в глазок и не сопел. Подлинник проснется – копия ему всё расскажет. Так было и будет, председатель всеведущ. Бросит кто бумажку во дворе – несколько пар лишних глаз увидят, несколько ртов доложат. Спи, Мурмызов. За тебя не спят!