– Дааа, Шохин – не Ерохин! Но и Ерохин не Шохин! – огорошив этим сообщением собрание, Сергей задал вопрос:
– Вы спросите, кто такие Шохин и Ерохин? А это я вас хочу спросить.
Все молчали.
– Ааа е, ехай-нохай, – Сергей пошел по кругу, вытянув одну руку в сторону и вверх, словно на комету указывая, – Ааа е! Ехай нохай! Знаете, что это?
– Нет.
– Это старый индейский ритуал призывания счастья. Что такое счастье? Это процветание.
– И что нам с этим делать?
– Допустим, вы пришли на собеседование к работодателю. Вот так ручку вверх – призыв к небесным духам-покровителям, и ааа е, ехай нохай, ааа е, ехай нохай! Сразу, я повторяю – сразу, отношение работодателя к вам изменится. Сумма заработной платы, разные там страховки, это уже не имеет значения, диктуйте условия сами. Вы приняты. Вы процветаете. А теперь, кому понравилась моя лекция, прошу складывать деньги вот в эту коробочку, – и Намахов потряс перед собой большим ящиком из-под мыла.
Вскоре деньги на канаты были заработаны честно.
23
Чтобы ускорить приближение Луны, Сергей в отрывном календаре на кухне выдрал дюжину дней, один за другим. А Миша глядел в это время в окно и только глазами моргал, как менялась на дворе погода и в секунду солнце сменялось луною, а прохожие смешно то вскидывают зонтики, то прячут их, или в одних шортах и футболках бегут домой надевать пуховики. Потому что каждый день была другая погода и синоптики сошли с ума, возвещая прогнозы и втайне вращая ручки заоблачных погодных машин, что выпускали то холодный, то горячий воздух. Намаховы давно раскусили эту связь синоптиков с погодой, когда синоптики нарочно сообщали ошибочные прогнозы. Мол, это не мы! Мы сбоку-припёку, над погодой не властны.
Понятное дело, что Намаховы об этом держали язык за зубами. А то придут синоптики, из особого ликвидационного отдела. Внешне обычные люди, но с остро заточенными пятикопеечными монетками. Берешь такую между пальцев и черкаешь по горлу, или – бросаешь, и летит эта монета, как маленький диск. При столкновении с головой прорезает череп и застревает в мозге.
И вот четырнадцатое октября. Еще с утра Намаховы упаковали канаты в рюкзаки. Завтра должна была приехать Анечка из Железного Порта, конечно лучше бы с ней на Луну, больше рук, однако как в даже телефонном разговоре сообщить, что Сергей жив, хотя и мертв? Миша предлагал позвать Димона, но Сергей возразил:
– Он нам всё испортит.
Весь день дул сильный ветер. Под вечер Намаховы отправились в лес за Лесным кладбищем на те выбранные ранее округлые песчаные холмы. Сосны шумели в кронах и скрипели. А внизу было спокойно. Отец с сыном шли широкой просекой, переступая через пни и давние сглаженные борозды.
– До восьми еще два часа, – сказал Миша.
– В восемь начнем привязывать канаты к верхушкам, – повторил Сергей еще дома многократно сказанное, обсужденное.
– Как же образуется на Луне эта сырная пыль?
Сергей ответил как по-писанному:
– Ядро Луны представляет собой плотно сжатый комок носков. На них-то и образуется этот на ощупь сыроватый рыхлый субстрат, верхний слой которого сухой от воздействия солнечных лучей и в самом деле совершенно пылеобразен.
– Откуда же в ядре носки?
– А это, сынок, одна из величайших тайн мироздания.
Темнело. И пришло урочное время, и зашумели пуще прежнего деревья. Намаховы как два жука, с рюкзаками за плечами, полезли на две стоящие рядом сосны. Были те сосны приземистые да кривые. На развилках веток, куда можно было добраться, уже ждали привязанные канаты, с якорем на конце каждый. Якори Миша купил на барахолке.
Сергей уселся на ветви, взял в одну руку якорь, сказал:
– Ну что, ждем...
Внизу наметилась какая-то суета. Забегали люди. По стволу сосны Сергея ударили топором, в мишину сосну вгрызлась с ревом бензопила. Сергей опустил глаза – на него глядела сытая рожа Мурмызова. Такой же Мурмызов рубил сосну, и такой же с ожесточенным лицом пилил. Еще несколько ждали на подхвате.
Сергей бросил вниз якорь с канатом, но Мурмызов увернулся и поднял якорь. Сергей стал тащить канат на себя, председатель кооператива не давал.
Треснула у основания под Мишей сосна. Двое Мурмызовых подскочили, спинами уперлись рядом с третьим, натужились, толкнули. Быстрее порхнувшей птицы упало дерево. Миша, проткнутый в живот суком, хватался за сук руками и ворочал головой, открыв сочащийся кровью рот. Сосна лежала сверху мёртво, растопыренно. Миша видел трех Мурмызовых перевернуто и сбоку.
Сергей спрыгнул. Поднялся, но припал на колено – нога сломалась. Ближайший Мурмызов ударил его в голову топором. Намахов пополз по смешанному с хвоей песку, ко краю горки, где склон круто понижался в сторону желтых зарослей березняка.
И вдруг начало светлеть, светом сизым и дивным. Над холмом среди леса повисла луна совсем близкая, в кратерах и рытвинах, со следами гусениц и ботинок космонавтов. В воздухе резко запахло сыром.
Мурмызовы открыли рты, едва не присели, двое побежали прочь, размахивая руками. Миша более не двигался.
Сергей бросил горсть песка ближайшему Мурмызову в глаза, и сполз вниз. Целая чаща невысоких березок, растущих так близко, что между ними трудно пройти.
Оставшиеся Мурмызовы проворно полезли на сосну, где раньше сидел Сергей. Один из председателей бросил вверх якорь и тот, увлекаемый притяжением Луны, словно магнитом, потащил за собой и канат. Мурмызовы один за другим, по завязанным на канате узлам стали перебираться на другую планету. Ветер дугой отводил канат в сторону.
Первый Мурмызов, отсюда маленький, перевернулся ногами к Луне и, присев рядом с якорем, кувыркнулся в сторону. За ним последовал другой, третий.
Намахов, таща за собой ногу, загребая песок пальцами, выволок себя снова наверх, к сосне, и к другой сосне, что на Мише.
– Миш, ты как? – окликнул он сына. Сын молчал.
Сергей на одних руках цеплялся за ветки, пару раз почти срывался, но достиг развилки с привязанным канатом. Тот уже напрягался в тугую линию – Луна хотела уходить, канат держал ее. Мурмызовы копошились на ее поверхности, набивая пылью себе карманы и рты.
Узел не хотел развязываться. Сергей оттолкнулся, упал на землю. Топор. Пила. Что-нибудь. Вот брошенный топор.
Уже с топором, заткнутым в штаны, снова забрался Сергей к развилке и рубанул по канату. Канат на миг расслабился и стал уноситься ввысь. Луна плавно уходила в черное небо. Мурмызовы, едва различимые, перестали жрать пыль и бегали, протягивая к Земле ручонки.
– Сколько клонов успело уйти? – спросил Сергей, – Сколько клоны могут жить без подлинника?
– Ни дня, – ответил Миша. Глаза его были черны как кровь.
– Возьми топор свой, – продолжил Миша, – И вернись в дом свой. Там ты найдешь оставшихся Мурмызовых. И сам станешь вскоре председателем кооператива.
24
На рассвете лил дождь, холодный октябрьский дождь, смывая остатки лета. Там в лесу под упавшей сосной недвижимый лежал Миша, и некому было его найти еще много дней. Сергей отмывал в ванной топор свой, и собирался дотащиться как-то на мост Патона, чтобы бросить его в Днепр, но сначала надо было выписать себе новый паспорт, где будет одно только имя, без фамилии и отчества – Забзуланга. Начинать, так с чистого листа.
В квартире на первом этаже сипел, с раскроенной головой, жалкий клон в луже крови. Ноги другого торчали из-под кровати. В носках, без тапок. Из открытой дверцы холодильника исходил мягкий желтый свет. Сергей забыл закрыть.
В пяти метрах под землей во дворе, в бомбоубежище репетировал на гитаре Димон, и лампочка на потолке мигала от перепадов напряжения, а потом хлопнула и перестала, и Димон решил, что наступил конец света. Но продолжил играть.
конец
Киев, 12 мая 2015 – 22 апреля 2017