Затрещал звонок.Я вышел в темный кабинет. Задвинул за собой дверь, включил освещение. Взял со стола пакет и удалился восвояси.
Я был совершенно измучен. Кое-как распихал содержимое пакета по фармацевтическим ящикам,ушел к себе в каюту я рано лег в постель.Размышлять о результатах своего детективного приключения не хотелось– по-видимому, сказывалось напряжение последних дней. В голове царила глухая, тревожная пустота, логически оформленных мыслей не было; я незаметно уснул, и мне приснился звонок лабораторного таймера.Я звал,что обязан этим пренепременно воспользоваться, чтобы куда-то уйти,но не мог заставить себя шевельнуться… Звонок трещал, и наконец я понял, что это зуммер внутренней связи. Не открывая глаз, я нашарил ручку афтера– переносного экрана, который всегда засовывал под подушку на случай экстренного вызова,– поднес афтер к лицу,как подносят зеркало, и только теперь поднял тяжелые веки. На экране светилась физиономия инженера-хозяйственника. Утопив пальцем кнопку приема, чтобы умолк надоедливый зуммер, я с трудом промычал:
– М-м-да… слушаю!
– Кажется, я разбудил вас?– неуверенно проговорил Бак.– Извините…
– М-да… то есть нет, ничего. Говорите.
Бак несколько мгновений молчал.
– Собственно, говорить-то… Ну, в общем, двенадцатый.
– Где?
– В аккумуляторном отделении. Малый отсек, где заправляют скафандровые аккумуляторы.
– Нижний ярус? Что-то новое… Когда?
– Около получаса назад.
– Ушел, конечно?
– Ушел.
– Гонялись за ним?
– Н-нет…
– Хорошо.И не надо. Вполне может быть, что это опасно… Оставьте все как есть до утра, и… приятных вам сновидений. Отныне наша «патрульная служба» по вечерам отменяется. Утром поговорим.
Я сунул афтер под подушку и тут же уснул.Мне снился темный холодный спортзал,фосфоресцирующие полосы на расцвеченных светящейся краской батудах. В зале я был не один, хотя того, второго, не видел. Он был здесь– я это чувствовал,– чуть дальше вытянутой руки, но, когда я окликнул его, он промолчал, и мне стало жутко. «Не притворяйтесь,– сказал я ему.– Вы здесь, рядом, я знаю…» Он рассмеялся,и это меня озадачило.«Великолепно придумано, – внезапно обрывая смех,сказал он голосом Нортона.– В темноте прыгать лучше… Опробуем?» – «Не притворяйтесь,– повторил я.– Вы не Нортон. Вы… вы чужак! Зачем вы разрушаете экраны?»– «Затем. Когда разрушаешь экраны, нас, чужаков, становится больше.– Он свистнул и выкрикнул: – Эй, чужаки!..» И с батудов, пересекая светящиеся полосы,один за другим стали спрыгивать черные призраки… Я проснулся в холодном поту.
Утром я попытался припомнить, точно ли разговаривал ночью с механиком, и вынужден был признаться себе, что твердо ответить на этот вопрос не могу – настолько неясной мне представлялась граница между сном и реальностью.
Такого со мной еще не бывало!
С приходом Бака все вроде бы стало на свои места.Но поведение самого Бака… Оно меня поразило, таким я Бака не знал. Он был молчалив, застенчив я робок, как девушка.Выглядел он свежо и очень опрятно, был чисто выбрит и распространял вокруг себя приторный запах земляничного лосьона. Было совершенно очевидно,что мое светское ему пожелание приятных сновидений странным образом успешно осуществилось на практике, и это необъяснимо меня раздражало. Обмениваясь с Баком односложными вопросами и ответами, я шагал по кабинету из угла в угол, не зная, как приступить к изложению главного.
– Послушайте, Феликс…– начал я неуверенно.– Вы, разумеется, хорошо знаете в лицо всех членов нашей экспедиции…
– Как свои пять.– Для вящей убедительности Бак показал мне растопыренные пальцы. – Да как же их не знать?! Тут все друг друга знают.
– Так вот… Один десантник уверяет, что видел у нас на борту чужака.
Бак вытаращил глаза. Спросил ошарашенно:
– Чужа… Что? Кто уверяет? Кого уверяет? Вас уверяет? И вы ему верите?
– Не беспокойтесь,– остановил я его.– Вас он уверять не будет, меня тем более. Я слышал случайно. И пропустил бы все это мимо ушей, если б здесь не было одного странного совпадения…
– Совпадения?
– Да. Десантник, имени которого я называть вам не буду, встретил чужака возле атриума минут за десять до того, как вы сцепились с неизвестным в кухонном отсеке.
– Что же нам делать?.– хрипло спросил Бак.
– Вам– ничего.Это главное,о чем мне нужно было вас предупредить.А я сейчас иду к капитану… Не знаю, что из этого выйдет, но независимо от результата нашего с ним разговора патрулирование коридоров прекратить,в ночные схватки не ввязываться. Никакой самодеятельности! Если заметите что-нибудь подозрительное, поднимайте тревогу, соблюдая при этом меры предосторожности. Ясно?
– Ясно…– Бак поморгал.
– Вы ничего не трогали в аккумуляторном отсеке?
– Нет. Оставил как было.
– Перед тем как идти к капитану, мне нужно на это взглянуть.
– Понятно.Только вряд ли у вас с кэпом что-нибудь выйдет.
– Я тоще не думаю, что мой визит ему придется по вкусу, но иного выхода нет. Проинформировать капитана мы просто обязаны. Все остальное зависит…
– Я о другом,– печально перебил Бак.– Вряд ли кэп сегодня вас примет.
– Это еще почему?
– Через час на борту объявят аврал.Ровно в двадцать ноль-ноль рейдер войдет в режим глубокого торможения, и сегодня у кэпа не будет свободной минуты. Считай, прилетели…
Я подошел к пульту видеотектора, набрал индекс командной рубки, попросил старшего инженера вахты связать меня с капитаном.
– Одну минуту,– ответил мне старший, и, действительно, ровно через минуту голос капитана произнес по всей форме устава внутренней связи:– Капитан рейдера Молчанов на приеме.
– Медиколог рейдера Грижас,– тоже по форме представился я, поскольку экран мой был пуст.Не знаю, чем объяснить, но командная рубка почти никогда не давала видеосвязь абоненту,если в данный момент он не имел отношения к вахтам.– Игорь Михайлович,по некоторым причинам довольно странного свойства я вынужден просить у вас аудиенции. Желательно без свидетелей.
– Сколько времени должен я буду вам уделить?
– На изложение– десять минут. Сколько потребуется на обсуждение,я сказать не могу. Это будет зависеть от вас.
– Хорошо…– Молчанов помедлил с ответом.– Вы придете в командную рубку за тридцать минут до начала дневного перерыва на отдых. Заодно сдадите мне рапорт о готовности вашего сектора принять режим глубокого торможения. До встречи. Пропуск в ходовой сектор специально не запрашивайте, я позабочусь. Конец связи.
Я обернулся к Баку:
– Вот видите, Феликс, пока все идет хорошо. Нас пока уважают.
Мы посмотрели друг на друга с задумчивым интересом, как будто в последний раз виделись перед тем, как нас уважать перестанут.
…Я сделал все, что полагалось мне сделать согласно авральному расписанию (проверил все системы индивидуальных противоперегрузочных средств, запрограммировал работу комплекса биофизической защиты), и ровно в двенадцать тридцать бортового времени был в носовом секторе корабля.Не знаю, какого рода «сезам» функционировал в этом всегда закрытом для посторонних секторе, но при моем приближении овальные щиты дверей со сказочной любезностью сдвигались в сторону и, дав пройти, немедленно закрывались, таинственно и бесшумно,– срабатывал обещанный капитаном пропуск.
Я вошел в командную рубку.Мне редко доводилось в ней бывать, однако сожалений по этому поводу я не испытывал,потому что чувствовал здесь себя до странности неуверенно и неуютно, хотя в иной ситуации необычно подсвеченное, яйцеобразной формы помещение могло бы показаться привлекательным. Стоило мне переступить порог, как я мгновенно подпадал под власть ужасно правдоподобной иллюзии, будто излучающие внутренний свет стены рубки по толщине и прочности своей не отличались от естественной яичной скорлупы и будто за хрупкими стенами не было других отсеков, не было надежной тверди корабля, не было ничего… Ну, словом, будто бы рубка-яйцо висела сама по себе, наедине со звездными далями.Эту иллюзию создавал, конечно, большой панорамный экран, охвативший добрую треть помещения– половину вогнутого потолка, почти половину стен боковых и всю переднюю часть. Я старался не делать в рубке резких движений. Умом, разумеется, я понимал нелепость своих опасений, но… Пожалуй, здесь будет уместен игривый мысленный эксперимент-аналогия. Возьмем пустую скорлупу куриного яйца,на треть разрушенную верхнепередним проломом, положим ее… ну,скажем,на самый кончик шпиля высотного здания и в безоблачную и безлунную ночь подсветим снизу сильными прожекторами. Теперь остается вообразить,что бы почувствовал миниатюрный, размерами с муравья человек, вдруг оказавшийся там,на головокружительной высоте, в надежно уравновешенной и сияющей на просвет скорлупе,обращенной проломом в звездное небо. Вот приблизительный спектр моих ощущений… Признаваться в этом не очень приятно, но, понимая ценность такой информации для специалистов-космопсихологов, не считаю возможным скрывать.