- Лунатизм! - выдохнул профессор. - Безумие, вызванное Луной. Старое определение было правильным. Да - и это определение звучит по-другому.
- Отец, пожалуйста, - взмолилась Эдна.
Профессор взглянул на меня.
- Нет, Эдна. Как и сказал, он имеет право знать. Он должен знать о том, что мы нашли - и о Чарльзе. Потому что мы должны что-то сделать прямо сейчас.
Он поднялся на ноги и подошел к столу, на котором лежала большая сумка, принесенная капитаном.
Не говоря ни слова, он открыл ее и жестом подозвал меня. Я подошел к нему и посмотрел на то, что он вытащил. Его руки были полны цветов-белых, похожих на орхидеи, восковых, как лик смерти, и прекрасных, как жемчуг. За лепестками цвета слоновой кости открывались алые глубины, и когда профессор поглаживал толстые белые чашечки, они, казалось, дрожали, поднимаясь и опадая, как плоть на женском горле при дыхании. И они были прекрасны, так прекрасны, что и представить невозможно.
- Мы доставили их на землю, - сказал профессор. - Мы нашли их на второй день, когда спустились в кратер. Мы не обнаружили никакой жизни в бесплодной почве, но спустились в этот глубокий кратер и увидели, что они растут на дне, у входа в пещеры.
Я прислушивался, но почти ничего не слышал, так внимательно изучал белые с алым цветы.
- Мы их сорвали. Чарльз принес их с собой и спрятал, - голос профессора звучал откуда-то издалека. - Тогда мы еще ничего не знали. Но в ту ночь, когда они лежали на полке корабля, нам снились сны. И мы услышали вой. Проснувшись, я впервые понял, что эти цветы пахнут.
Запах! Внезапно я очнулся. Вот почему я не мог ни слышать, ни видеть. Цветы пахли!
Этот аромат был так тонок, так нежен, что я даже не подозревал, что вдыхаю его. И это был такой сильный запах, что я едва мог стоять. Этот запах был настолько силен, что мое обоняние заслонило другие чувства; я мог только обонять, не мог больше ни слышать, ни видеть, ни чувствовать.
Это был неописуемый аромат - но ужасно сладкий; такой сладкий, что у меня болели глаза и горло, а в голове пылал чудесный белый огонь.
Я пытался очнуться, стоя там, шатаясь перед странными белыми лунными цветами, а потом заметил кое-что еще - как мое дыхание попадает в ритм пульсирующих цветов.
- Терри! - откуда-то издалека донесся голос Эдны. - Проснись, Терри!
Но я не хотел просыпаться. Мне хотелось утонуть в этой сладости, позволить этому запаху наполнить мои вены и вспыхнуть белым огнем. Мои закрытые глаза видели колышущиеся цветы, и я внезапно оказалась в глубокой черной яме на поверхности Луны, где цветы кивали в темноте и склонялись ко мне, их голодные красные рты были похожи на алчные рубиновые губы вампиров. Я наклонился к ним...
- Терри!
Руки Эдны и ее голос привели меня в чувство.
- Что за треклятые создания? - ахнул я.
Профессор мрачно покачал головой.
- Я не знаю. Поначалу запах сильно действует на человека. Думаю, я уже привык. Но в ту первую ночь нам всем снились странные сны, и я помню, как проснулся и уставился на стеклянную дверь корабля - временную стеклянную дверь, которую мы установили после посадки. Я увидел сквозь двери глаза - большие красные глаза, как у волка. А потом мы все проснулись и услышали вой, ужасный, волчий вой. Боже, я никогда не забуду, как...
- Что это? - прерывисто крикнул я.
Жуткий звук вознесся на крыльях кошмарного ужаса, вырвавшись из комнат наверху. От этого звука волосы у меня на затылке встали дыбом, а в горле пересохло от внезапного, невыразимого страха. Это был звук, которого все люди инстинктивно боятся, - ужасный, утробный волчий лай.
И он доносился из дома!
- Чарльз! - крикнул профессор. - Ну же!
Он выбежал из комнаты и бросился вверх по лестнице, по которой и я застучал каблуками. Эдна попыталась удержать меня, но я оттолкнул ее руку.
Профессор с обезумевшим от страха лицом выбежал в коридор и распахнул дверь спальни, куда поместили Чарльза. Я быстро последовал за ним и вошел следом. Слишком поздно.
Как только дверь открылась, ужас охватил нас.
Профессор рухнул на пол, а потом тварь вцепилась ему в горло, разрывая и раздирая, кусаясь и щелкая зубами с чудовищным рычанием, вырвавшимся из клыкастой пасти.
Я отшатнулся, мои глаза затуманились от ужаса.
Вот что я увидел. На профессора напал не Чарльз Дево. Дево исчез; его не было в комнате. Чарльза Дево больше не существовало. Там был волк.
Лицо, которое, как мне показалось, вытянулось в солнечных тенях, теперь полностью исчезло. Это была морда, покрытая мехом, блестящая морда со злыми красными челюстями, из которых торчали длинные желтые клыки. Когтистые руки стали когтями, а обнаженное тело было мохнатым и лохматым, как у гигантского волка.