Улица Оперы — к ней робко, боком пристроился наш отель — одна из центральных, во всяком случае солидных, улиц, проложенных параллельно Нилу. Левее нас она вливается в площадь, посреди которой высится конный монумент некоему военачальнику; военачальник, естественно, указует человечеству путь вперед: рука его приподнята и вытянута по направлению к пятиэтажному зданию, все нижние этажи которого заняты магазинами, а верхние украшены колоннами, полукруглыми балкончиками и еще чем-то лепным. На углу улицы и площади — кинотеатр с рекламой фильма «Лоуренс Аравийский», а в глубине площади — здание оперы. Поток машин, автобусов. Велосипедисты, извозчики. Движение пешеходов — одностороннее: почти все идут по нашей стороне улицы, потому что это торговая сторона; магазины небольшие, но хорошо оборудованные; это как бы европейские магазины — или для европейцев и зажиточных каирцев.
Наш отель выходит фасадом на улицу Сувениров. Как раз против подъезда расположена небольшая лавка, в которой при желании вы можете приобрести плетку с головкой Нефертити, стилет с головкой Нефертити, рожок для обуви с головкой Нефертити, Нефертити из мрамора, Нефертити из глины, Нефертити раскрашенную и Нефертити одноцветную… Улица Сувениров — тихая улица и ведет на большой пустырь, посреди которого затевается стройка. Уткнувшись носами в тротуар, стоят лимузины европейского и американского производства. Дома, выходящие на улицу Сувениров, — четырехугольные коробки без признаков украшательства. На тротуарах и прямо на мостовой работают реставраторы ковров: они обводят старый выцветший узор свежей краской, выдавливая ее из черных резиновых «груш». Мальчишки играют в футбол. Мальчишкам мешают редкие прохожие и рассыльные из прачечной, которые шествуют торжественно с кипами белья на голове. Ночью на пустыре лают собаки.
Торговая улица — узкая, тесная; это улица маленьких лавок и маленьких мастерских. Там висят на крюках ободранные овечьи и телячьи туши, там торгуют арахисом и сахарным тростником, лепешками, надетыми на палки, и финиками, луком и чесноком, помидорами и бобами; там чередуются с продуктовыми лавками крохотные, открытые на улицу гладильни, портняжные и механические мастерские, закусочные на два-три столика; там вообще тесно и нет места для тротуаров; пешеходы, ручные и запряженные ослами тележки — все движется прямо по мостовой, и прямо на мостовой сидят торговцы, и над мостовой висят розовые туши. Торговая улица поздно засыпает, но и поздно просыпается; утром, когда мы уезжали из отеля, там было удивительно пусто и только листья да остатки стеблей сахарного тростника, обрывки бумаги да раздавленные овощи напоминали о бурной дневной жизни…
Батанов сам водил машину. Он жил за Нилом, в районе Замалек, и мы свернули на одну из улиц, ведущих к центру Каира.
Близился час сиесты, торговцы опускали жалюзи на витрины, и народу на улицах было немного. Я сидел, отвернувшись от Батанова, а мой «тренированный глаз» автоматически фиксировал, что, чем ближе к центру, тем реже попадаются национальные костюмы — полосатые галабеи на мужчинах, черные покрывала — мелаи на женщинах; почти все прохожие здесь были одеты по-европейски. В Египте совсем не приняты шляпы и соломенные шляпы на некоторых наших туристах вызывают постоянный интерес; египтяне чаще всего ходят без головных уборов, и лишь некоторые мужчины носят традиционные ермолки — лебды или плетеные такии…
Мы выехали к набережной, и Батанов повел машину вдоль Нила.
— Кстати, о контрастах, — сказал Батанов. — Еще лет десять назад набережная была застроена лачугами, потом их снесли в приказном порядке.
Здесь, в центре, на набережную выходили высокие, из железобетона и стекла здания отелей, еще недостроенное здание телецентра, административные сооружения, богатые жилые корпуса. А по другую сторону, за вязью металлической ограды, колыхаясь, тускло блестел Нил — полноводный, стремительный. Был он желтовато-бурым, и белые паруса фелюг казались врезанными в него инородными лоскутами.
На газонах, под пальмами и сикоморами, спали, непринужденно раскинувшись, те, у кого не нашлось другой тени, чтобы переждать сиесту.
Выше по Нилу, за мостом Свободы, пальмы и сикоморы сменились завезенными из Индии баньянами с массой коричневатых, свисающих почти до земли воздушных корней.
Дома, выходящие на набережную, стали пониже и попроще.
Батанов остановил машину и подвел меня к парапету. С октября начинается понижение уровня воды в Ниле, и теперь, в середине ноября, уже обнажились илистые скаты берегов. Три небольшие лодки с веслами и мачтами стояли у берега на приколе; хорошо было видно, что мачты на фелюгах двойные и повторяют конструкцию российских колодезных «журавлей». Возле лодок женщина стирала белье; странно, что в мутной, перенасыщенной илом воде белье становилось белым…