Улицы наконец заполнились народом; стало тесно, шумно и пыльно; и пошла тогда торговля всем, чем только можно торговать: начиная с песка и древесного угля и кончая серебром, золотом, благовониями…
Случилось так, что удалось нам заглянуть и в невидимые с улицы уголки базара.
Мы подошли к какому-то магазинчику, где лежали на витрине инкрустированные деревянные шкатулки и блюда, неизменные зеленые скарабеи, вставленные в серебряные браслеты, в кольца, кулоны, стояли серебряные и медные кувшины; к нам из магазина вышел его владелец — среднего роста, стройный и гибкий молодой человек с коротко подстриженными черными усиками. На молодом человеке были серые брюки и синяя рубашка навыпуск, на руке — золотые часы на золотом браслете.
В разговоре выяснилось, что молодой человек — владелец не только магазина, но и мастерских, в которых изготавливаются все те вещицы, которые выставлены на витрине и разложены на прилавках.
Молодой человек — его звали Махмуд — сказал нам, что магазин и мастерские принадлежат его семье уже около ста лет. Предок Махмуда, перс по национальности, попал во время войны в плен к туркам и в конце концов оказался в Египте, в Каире, где, судя по всему, неплохо устроился. Магазин и мастерские передаются по наследству, и в доле участвуют все братья, но Махмуд среди них, так сказать, главный… Махмуд своим хозяйством гордился, он говорил нам, что в мастерских у него работает около ста человек, и, когда мы попросили показать мастерские, охотно согласился.
Мы перешли на противоположную сторону улицы, вошли в темный подъезд и по узкой деревянной лестнице поднялись на второй этаж. Из небольшого коридора, заставленного банками, деревяшками и какими-то рулонами, двери вели в две небольшие комнаты. В комнатах вдоль стен — скамьи и сплошные деревянные столы; на столах — шкатулки, блюда, черные банки с клеем.
…Во время поездки по Марокко, в Рабате, нас пригласили однажды посетить ковродельческий кооператив, и мы поехали в старую часть города, бывшую крепость, которая называется Казба… Улицы Казбы настолько узки, что машины проехать по ним не могут, и мы долго брели по закоулкам, а потом гид ввел нас в какое-то приземистое помещение.
Сначала в темноте ничего нельзя было разобрать, кроме деревянных рам и скорченных возле них фигур. Боясь сделать неосторожный шаг, я взглянул себе под ноги и увидел два живых блестящих любопытных глаза. Я присел и очутился рядом с крохотным существом, девочкой, которой было никак не больше трех или четырех лет. Она улыбалась, рассматривая меня, незнакомца, а тонкие длинные пальчики ее автоматически продолжали вплетать цветные нити в канву ковра, натянутую перед ней на раму… Три года — вот возрастной ценз для поступления в ковродельческую мастерскую. Говорят, что детские пальчики с особым, недоступным взрослым изяществом плетут красивейшие узоры, которыми так славятся марокканские ковры.
Мастерская Махмуда не производила столь тяжелого впечатления, но и у него за сколоченными вместе дощатыми столами сидели ребятишки— мальчики лет десяти, двенадцати. Ловко орудуя щипчиками и кисточками, они наносили перламутровый узор на дерево, изредка вскидывая на нас черные глазищи…
— Да, дети работают быстрее и лучше, чем взрослые, — охотно пояснил нам Махмуд. — Взрослые нужны только, чтобы наблюдать за ними. (В мастерской было два взрослых мастера.)
Не хотим ли мы посмотреть другие мастерские?.. Очень хотим. И Махмуд ведет нас по каким-то узким проулкам, по пыльным дворам, и мы приходим в мастерскую медников. Работают станки, гул которых мы слышали ранним утром. Полутемно. На станках крутятся будущие медные кувшины — их обтачивают, придавая нужную форму, смуглые, вымазанные машинным маслом люди.
На дворе под открытым небом работают чеканщики. В распоряжении каждого — деревянный неструганый стол, скамья или стул, зажим на винтах, в котором укреплен кувшин. Чеканщики сплошь подростки, но постарше тех, что занимаются инкрустацией шкатулок. Зубилом и молотком наносят чеканщики на медные кувшины узор, который должен украсить их, и действительно украшает, хотя широко распространены в Египте и гладкие, без украшений, медные кувшины.
Чеканных дел мастера, работающие по серебру, — все взрослые, видимо, более опытные.
Махмуд подвел нас к старому седому человеку, который, как и ребята, работал за грубо сколоченным деревянным столом, и торжественно представил его нам как своего лучшего мастера.
Не отрываясь от работы, старик застенчиво улыбался, слушая слова хозяина, и согласно кивнул, когда Махмуд сказал, что еще дед старика работал в их семейной мастерской, а теперь в мастерской уже работает его внук.