А ребята ничего не поняли. Очень хорошие ребята, искренне считающие сейчас, что спасают человечество. В их возрасте легко жить без сомнений и очень хочется побыть хотя бы недолго спасителем человечества. Так что же делать?
Он завернул в свой кабинет и поднял трубку городского телефона – просто так, проверки ради, никуда он не собирался звонить. Телефон молчал.
– Ну да, – сказал себе вслух Доктор. – Разумеется…
Он спустился этажом ниже, открыл дверь операторской, небрежно отстранил удивленно обернувшегося к нему радиста, сел во вращающееся кресло и сказал:
– Все три группы – на связь.
Радист, недоуменно поглядывая на него, защелкал тумблерами. Приборы тихонько посвистывали, подвывали, шуршали разряды, и наконец раздались громкие уверенные голоса:
– «Единица» слушает.
– «Двойка» слушает.
– «Тройка» слушает.
Доктор поднес к губам черное рубчатое яйцо микрофона:
– Говорит Доктор. Слушайте меня внимательно, ребята. «Мобиль» ударит по самому сокровенному, что хранит ваш мозг. Самые радостные и самые горькие воспоминания. То, что больше всего волнует. То, что сильнее всего запечатлелось. То, что…
Внезапно погасли все лампочки, стихли шорохи и треск помех. Рации превратились в холодные железные коробки. Доктор взглянул на радиста, но тот был удивлен не меньше. «Ай да Марк, – подумал Доктор, – догадался все-таки, хотя чуточку опоздал. Правда, я не сказал, как следует защищаться, чтобы уменьшить опасность, – принять нейротразин, он имеется в аптечке каждого фургона».
Но ребята должны догадаться, просто обязаны, они только что прослушали короткую лекцию о тэта-излучении, о его взаимодействии с биополем мозга, и не так уж трудно сделать следующий шаг – понять, что нейротразин до предела уменьшит контакт биополя с тэта-излучением…
Рации молчали. Доктор откинулся на узкую спинку кресла. Он подумал, что совершил должностное преступление, но, странное дело, не испытывал ничего даже отдаленно напоминающего стыд или угрызения совести.
За ним пришли через три минуты.
4 вандемьера 2026. Ближе к полудню
– Ну и что ты обо всем этом думаешь?
Купидон вел фургон с небрежной лихостью мастера, свесив левую руку наружу, и амулет на запястье, крохотный серебряный чертик, раскачивался над пунктирной линией разметки, летевшей под колеса трассирующей очередью.
– Все это в высшей степени странно, – сказал задумчиво Гамлет. – С одной стороны, голос, несомненно, принадлежит нашему эскулапу, но почему вдруг прервалась связь? Это наши-то рации способны отказать?
– И что ты этим хочешь сказать?
– А черт его знает, господа офицеры. Может быть, начались уже сюрпризы, а?
– Ты это серьезно?
– Я это серьезно, – сказал Гамлет. – Ничего ведь не знаем об этой проклятой твари. Вообще, в этом что-то есть – бить по сокровенному. Та же рукопашная – знай лупи по болевым точкам. Эй, Братец!
– Ну? – Братец Маузер отвел глаза от круглого голубого экранчика.
– Что у тебя самое сокровенное?
– Пива бы. С рыбкой домашнего копчения.
– Бездна воображения…
– А что делать? Вот вернемся – прямиком отправлюсь в «Гамбринус».
– Не каркай…
Они были чуточку суеверны. Они истово ждали своего часа, верили в свою звезду.
– Говорит «двойка», – раздался голос Виолы. – Как у вас, мальчики?
– Все прекрасно, девочки. – Гамлет лениво курил. – Катим себе без руля и без ветрил.
– Что собираетесь предпринимать по сообщению Доктора?
– Ровным счетом ничего.
– Лично мы едим нейротразин.
– Это еще зачем?
– Чтобы уменьшить возможность тэта-излучения влиять на мозг. Советуем и вам.
– Знаешь, – сказал Гамлет, – ты училась на биофизическом, тебе легко рассуждать о биоизлучениях и прочем, а я, признаться, плохо верю даже Доктору. К тому же это мог быть и не Доктор… Одним словом, мы посоветовались и решили – пусть каждый сам выбирает линию поведения. Кушайте таблетки, а мы подождем. Кстати, «тройка» к нашему мнению присоединяется. Мы…
Резко, пронзительно затрещал звонок, на экранчике заплясали алые зигзаги, и Братец Маузер повернул к ним побледневшее лицо: