Началось это моё томление при виде Тани весной. Она как-то неожиданно расцвела в ту весну, налилась, превратилась из худенькой девчушки в юную красавицу: ловкую, изящную с ясным блеском темно-зеленых глаз. Никто не мог во время игры в салки на лугу возле клуба так юрко и ловко увернуться от стремительно летящего в нее мяча! Никто не мог так легко и живо ускользнуть от горевшего парня в игре «горелки», не давая ему коснуться себя, посалить! Да-да, помнится, когда мы были с ней в паре в игре «горелки» никто не мог нас разбить, разлучить, как ни пытался!
За лето она загорела, стала ещё женственней, изящней и краше. В августе, выбрав момент, когда ее старшей сестры не было в клубе, я решился проводить ее до дома. Идти было недалеко, от клуба всего метров двести. Мы шли рядом, не глядя друг на друга, шли быстро и молчали. Я онемел от счастья провожать ее, трепетал всю дорогу, не знал, что говорить, что делать в таких случаях. За руку взять ее я робел. Я не знаю, что думала, что чувствовала она в тот сладостный для меня момент. Возле своего крыльца она приостановилась, глянула на меня впервые за всю дорогу, кинула быстро: - «Я пришла! Пока!» Я всё также молча кивнул. Она взбежала по ступеням на крыльцо, скрылась в тени и громыхнула дверью.
Я остался стоять у крыльца, только сейчас заметив, что безоблачное небо сплошь усыпано яркими звездами, а над киселевским бугром завис узким серпом юный месяц. От клуба доносились веселые голоса моих приятелей. Два чувства тогда томили меня: счастье, что я решился проводить Таню, и она не отказалась пойти со мной, и было стыдно, что за всю дорогу к ее дому я не произнес ни слова, неловко было за свою робость и застенчивость. «Уж завтра, думал я, когда снова буду провожать ее, непременно найду, о чем поговорить». Я повернулся и бросился бежать к клубу, не чувствуя своих ног. Над моей головой весело и насмешливо перемигивались звезды, а под ногами язвительно звенели, перекликались кузнечики.
Я докуриваю сигарету, тушу ее в пепельнице на столе, вдавив окурок пальцами, и направляюсь к выходу из дома, повторяя про себя слова стихотворения: «Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю, старый дом глянет в сердце мое. Глянет небо опять, розовея от краю до краю, и окошко твое». Меня зачем-то потянуло пройти к избе родителей Тани, пройти тем путем, которым я когда-то провожал ее. Я знал, что старый дом ее давно покинут, никто в нем не живет. Печально стоит он одиноко с покосившимся полуразрушенным крыльцом, на которое она когда-то легко взлетала, убегая от меня.
Я осторожно подхожу к своей двери, намереваясь выйти на улицу, но приостанавливаюсь. Начну открывать, дверь скрипнет, и жена проснется, спугнет лирическое состояние, заполнившую мою душу при воспоминании о первой любви. Возвращаюсь на кухню, взбираюсь на подоконник и спрыгиваю вниз, в палисадник, на мягкий газон. Сладостный запах свежескошенной травы здесь чувствуется ещё сильнее. Я иду по газону мимо цветущих кустов роз и лилий к дорожке, перешагиваю через ряд цветущих бархаток, потихоньку открываю калитку и выхожу на луг. Луна сияет так ярко, что звезд почти не видно, только наиболее яркие в темную ночь, сейчас тускло и робко замирают на светлом небе, не мигая печально смотрят на землю.
На двери клуба висит большой амбарный замок. Глина на его стенах местами облупилась, обнажив серые бревна. Когда-то здесь у входа всегда было шумно. Из этой двери высыпали мы на улицу, когда клуб закрывался.
Помнится, на другой день, после той ночи, когда я молча проводил Таню до избы, я с трепетом выходил из клуба вслед за девчатами, среди которых была она, выходил, предвкушая сладостную прогулку с Таней, надеясь, что на этот раз язык будет меня слушаться. Вышел, стал искать ее глазами, и не увидел среди подруг. Я растерялся, заметался в темноте, выглядывая ее, но Тани нигде не было. Я бросился за угол клуба, кинулся к ее дому, считая, что она отправилась одна домой. Приостановился, вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Но кроме веселых возгласов и смеха ребят, расходившихся по домам, ничего не было слышно. Таня растаяла во тьме.
Следующей ночью всё повторилось вновь. Таня снова растворилась среди толпы подруг, исчезла непонятно как, и куда. Я снова прибежал к ее дому, долго стоял у крыльца, поджидая ее. Но Таня не появлялась. В следующие ночи я стал выходить из клуба заранее, поджидать на улице, жадно выглядывая ее среди девчат, выходивших из клуба в темноту, но она непонятным образом ускользала от меня. И я, огорченно прождав ее у крыльца избы, побито, с тоской в душе в одиночестве брел домой.