Существует один из самых, наверное, распространенных кошмаров, когда человек видит себя голым, внезапно оказавшимся в столь непотребном виде посреди народа. Поверьте, оказаться наяву в ночной пижаме на многолюдном празднике, среди красиво одетых сверстников – тоже не слишком весело. В отчаянии я ринулась туда, где толпа погуще, ведь там будет менее заметно, кто в чем одет.
Вдруг присутствующие надрывно завопили: «Дед Мо-оро-оз!» После настойчивого троекратно повторенного призыва, в зал вплыл настоящий, а не поддельный детсадовский морозный дед. Это был высокий статный широкоплечий мужчина с низким чарующим баритоном. Он находился в явно приподнятом настроении, потому как пританцовывал, балагурил, загадывал загадки. Лишь одним ударом волшебного посоха он разобрался с вороватой ведьмой и вернул детям их вожделенные подарки.
Несмотря на синий атласный, расшитый блестками костюм, белые букли и пышную бороду, я, конечно, сразу узнала папу. Удивляло не то, что он вдруг вздумал изображать из себя волшебника, а то, что он совершенно не обращал на меня внимания. Вместо этого его больше занимали глупые разговоры с чужими мальчиками и девочками.
Казалось, что в этот момент происходит самая страшная и непоправимая в жизни трагедия – буквально на глазах мой папа переставал быть моим папой: «А вдруг он уйдет от меня, решив навсегда остаться Дедом Морозом?!»
Забыв про свой непрезентабельный вид, я решила пробраться поближе и, заглянув в его глаза, лично удостовериться в вероломном предательстве. Сняв по дороге дурацкую маску и усиленно орудуя локтями, мне удалось протиснуться почти вплотную. Длинные чернющие папины ресницы были замазаны чем-то отвратительно белым. Но глаза улыбались и светились счастьем так, что сомнений у меня не осталось: папа превратился в сказочного Морозко и, скорее всего, я вижу его последний раз в жизни.
Горластая ребятня прыгала вокруг него, и он щедро одаривал вниманием каждого, а по мне лишь пару раз чиркнул взглядом. Эти чужие, разодетые, злые дети отбирали сейчас у меня самого дорогого, жизненно необходимого человека, а я ничего не могла с этим поделать. Я ведь так сильно скучала по нему в том долгом-долгом для детского восприятия больничном одиночестве, а он не приходил ко мне целых три дня. Оказывается, за эти несколько дней он решил круто изменить жизнь и податься в волшебники! Действительно, такой красивый и остроумный папа не может принадлежать лишь мне одной, он должен обогревать своим добрым обаянием всех-всех на свете детей. Вон, как он безмерно счастлив с ними!
Не в силах больше выносить грызущих меня ревности и обиды, я решительно и громко спросила, глядя в его лицо, обрамленное белоснежными кудряшками:
– Папа, это же ты?!
Но родные, знакомые с рождения глаза округлились и приняли непривычное выражение крайнего удивления. Кажется, он впервые не знал, что ответить.
– Поросенок, твой папа – свин! – услышала я позади безжалостный приговор двух знакомых принцесс в шикарных платьях.
Вместо того чтобы обнять меня, как обычно, тем самым поставив на место заносчивых зазнаек, папа ответил чужим деланно-бодрым голосом:
– Нет, девочка. Я – Дед Мороз. Ты выучила для меня стихотворение?
После этих слов все уставились на меня и чего-то ждали. Ждал и изуродованный нелепым костюмом папа. «Чего им надо от меня? Почему они все на меня так угрожающе смотрят?» – удивилась я. «Стишок-стишок», – подсказали с разных сторон. «Ах, стишок!» – дошло до меня наконец. Не мигая глядя в лучистые папины глаза, я прочитала последнее четверостишье нашей совместно прочитанной когда-то книги, как бы укоряя его за боль и унижение, которое сейчас испытывала:
Береги свои игрушки,
Помни сказку о лягушке,
Будь хорошим да гляди
На болото не ходи![3]
В ответ папа протянул мне конфету, но сделал он это не как родной человек, а как чужой незнакомый дядька с улицы, но у меня не хватило духу оттолкнуть дорогую руку. Осторожно, словно живого жука, я взяла подаяние и побрела прочь, снова надвинув на лицо спасительную маску, чтобы никто не видел душивших меня слез, которые предательски текли двумя ручьями и катились даже по шее за ворот ненавистной пижамы. Я догадалась, что из-за моего неказистого вида он больше не любит меня, ведь ему даже стыдно было признать меня при людях своим ребенком. Разве так должна выглядеть девочка, у которой папа – самый известный в мире волшебник?!