- Фармацевт? – бабушка схватилась за голову. - Беда-а! Да там тебя любой маг прикончит.
- Как же! Я, между прочим, умею стрелять из лука, - возмутилась Мишель.
- Подойди-ка ко мне, фармацевт, - бабка-красавица покачала головой и начала водить своими по её рукам. - Вот что, силы у тебя немерено, но дремлющая сила. Научишься по ходу дела, я у тебя сняла блокировку, но ты дитя местной цивилизации и не умеешь убивать. Как приедешь туда, ищи какого-нибудь воина, чтобы он стал твоим учителем. Не забудь, учителем!
- Зачем?
- Во-первых, он научит тебя защищаться, а во-вторых, если на тебя нападут, то он тебя защитит. Только не промахнись - у Крысы везде её эмиссары, - красавица дриада поставила перед внучкой бокал со странной субстанцией, которая была вроде и жидкостью, но и вроде газом. - Ну что ты смотришь? Это тебе.
- Этим мыться надо? Что-то он уж больно похоже на пену для ванной, – закапризничала Мишель, очень ей не хотелось это пить.
- Ты ещё скажи, что это пенка для бритья! Не тяни, пей!
Девушка закрыла глаза и ахнула зелье разом. Её обожгло так, как будто она проглотила кислоту. Боль была такой, что Мишель потеряла сознание. Очнулась, когда уже темнело. Она огляделась и ахнула. Зеленовато-сиреневым светом горели обычные цветки в горшках – пеларгонии и фиалки. От огромной, растущей в кадке финиковой пальмы разбегались красные круги, которые при соприкосновении со стенами заставляли их светиться изумрудным светом. Бабушка говорила на незнакомом языке гулкие слова, от которых по комнате металось щёлкающее эхо.
- Бабуля! – прошептала Мишель.
Бабушка улыбнулась ей:
- Вставай, смотри, что и как. Разденься, надо же тебе поближе рассмотреть всё, что теперь твоё.
- Что значит моё?
- Мишелька, прекрати! Ты теперь парень, вот и осмотрись.
Мишель разделась и подошла к зеркалу. На неё смотрел парень, рост остался прежним. Удивлённо потрогала мужское достоинство. Оно оказалось настоящим, теплым и упругим. Она ойкнула, а бабушка расхохоталась. Ей нравилось, как её внучка отнеслась к переменам – спокойно и без истерики. Мишель, повертевшись перед зеркалом, поджала губы.
- Ну, член, ну и что?! Кстати, у меня он побольше, чем у Пьера. Дела-а! А в целом ничего из меня мальчуган получился, гибкий. Эх! Знала бы, что такое произойдёт, то мышцы бы накачала. Эх, волосы-то зелёные! Надо бы их покрасить, - провела рукой по волосам, и они неожиданно стали темно-каштановыми, но отливали зеленью. – Бабуль, да тебе надо в парикмахзеры податься, ты бы миллионами ворочала.
- Думаешь я без денег пропадаю? Нет уж, нам внимание местных ни к чему, - невесело проговорила бабка, осмотрев хрупкую фигуру новоявленного мужчины. – А про мышцы, ты точно заметила. Хотя, что уж теперь. Как здесь говорят, знал бы, где упасть – соломку бы подстелил. Ох, что-то я волнуюсь.
- Ладно. На войне, как на войне! - Мишель вооружилась ножницами и постригла свои волосы ещё короче.
Результат был неожиданным. Лицо стало трогательно нежным, пухлые губы казалось тосковали о поцелуях, а глаза мерцали, как смарагды. Бабка одобрительно кивнула и одела ей на руку серебряный браслет с кровью рыцаря, прошептав:
- Спасибо Лайкемон, спасибо любимый! Не ошибся ты. Твоя кровь спасёт внучку. Ох, хороша ты, Мишелька! Вовремя уезжаешь, ещё год, и из-за тебя здесь мужики поубивали бы друг друга, да и тебя бы порешили. Сама говорила, один уже проклял тебя.
Новоявленный паренёк возмущённо выпятил губы.
- Бабуль! Ну как ты можешь верить в эту чушь?!
- Это здесь чушь, а там… Ох, и всплакнёшь ты от того, что тот, в кого влюбишься этого и не заметит. Добиваться его будешь… через боль.
Мишель презрительно фыркнула.
- Как же… все одни одинаковы. Как вспомню, как Пьер после той ночи всё время таскался за мной, так и тошнит. Знаешь, девчонки мне все уши прожужжали про синдром первого парня. Типа, мы влюбляемся в того, с кем впервые трахнемся. А мне и вспоминать тошно. Как в такого можно влюбиться? Смазливый… трепач. Придумала же ты… проклятье!
- Трахнемся… терпеть не могу этого слова. Ну, так как он тебя называл? Там даже то, как тебя обозвал, твой придурок, может повлиять.
- Да ладно тебе, бабуля! Колдуют колдуны, а что умеет тот придурок? Ничего, только языком молоть и стихи писать.