- А что тут разбираться? Красиво! И я, и жена, тоже любим полнолуние.
Психолог собралась было мягко возразить, но тут появилась та, которую она сначала сочла за старшую сестру ученицы, но эта красавица оказалась матерью девочки, и пригласила всех попить кофе. Вечер на веранде, пенье цикад что-то сделал с психологом, она не спорила уже о ночных бдениях девочки, а все душевные силы тратила, на торможения древнего чувства – зависти. Её терзала мысль: почему одним жизнь дает всё, а другим приходится вырывать всё зубами. Однако мягкое очарование вечера смягчило горечь, вызванную завистью, и психолог посоветовала оградить дочь от насмешек одноклассников, наняв ей учителей. С тех пор Мишель училась дома, а в школе только сдавала тесты и экзамены, и по-прежнему наслаждалась красотой полнолуния.
Теперь, в России, в волжском городе Самара, Мишель, как в родном Рокамадуре, сидела в кресле и смотрела всю ночь на луну. Там же и уснула под утро, а проснулась от стука. Сонная и сердитая она поплелась к двери, потому что была убеждена, что опять подрались их соседи.
Вообще-то они были неплохими людьми до того момента, когда у соседа начинался запой. Хороший мужик, весёлый и добрый внезапно превращался в тролля со встрёпанной шевелюрой и красными глазами в растерзанной одежде.
Запой начинался с фазы, когда шло скрупулёзное перечисление обид, которые мир нанёс ему – «Я мужик, а они!», затем начиналась фаза философского осмысления жизни, выражающегося в периодических криках, которых слышал весь подъезд – «Зачем мы нам?». Это было сигналом, и соседка, спасаясь от мужа, уходила ночевать к друзьям. По-видимому, сегодня несчастная женщина проворонила сигнал и попала под действие третей фазы - «Всех убью, один останусь!».
Девушка открыла дверь и замерла - на пороге, в луже крови лежал рыцарь в серебряных латах. Она попятилась, тихо пискнув, но потом решила, что стала жертвой чьего-то розыгрыша, гневно засопела, чтобы высказать, что думает о таких дурацких шутках. Рыцарь содрал шлем, тронутые сединой чёрные кудри рассыпались по плечам, и, посмотрев в глаза девушки, сообщил:
- Энтрацио траст, Витарк Вариавни, - по губам рыцаря скользнула печальная улыбка.
- Мама! - Мишель наклонилась и охнула. – Это что? Кровь?! Настоящая?! Боже мой!
- Энтрацио… - прошептал рыцарь.
Нет, это был не розыгрыш! Доспех был разрублен, а из ужасной раны текла настоящая кровь.
- Господи! Не умирай! - прохрипела Мишель и метнулась за телефоном, вызывая «Скорую помощь», потом буквально влетела в ванную, сдёрнув одеревеневшими руками сушившееся на верёвке выстиранное вчера полотенце, выбежала на площадку и прижала полотенце к ране рыцаря. Тот хрипло прокашлялся, потом положил ей руку на голову, сморщился и чисто, без акцента, по-русски проговорил:
- Не суетись, девочка. Ты ведь Вариавни?
- Нет-нет! - возопила девушка. - Я - Мишель. Я здесь в гостях у бабушки. Не волнуйся «Скорая» уже едет. Не говори, ты теряешь силы!
- Девочка моя… моя кровь, - рыцарь ласково улыбнулся ей, на губах пузырились кровавые пузыри. – Вся в неё. Моё дитя! Моё! Я счастлив, что увидел тебя! Прости, опоздал. Спасайся! Они уже идут по следу. Скажи ей, что жил… с именем её… в сердце.
Когда, громыхая носилками, в подъезд вбежали санитары, рыцарь уже молчал. Виноватая улыбка сползла с его губ. Врач сурово спросил остолбеневшую девушку в ночной рубашке с всклокоченными волосами:
- Вы кто ему? У вас полюс есть?
- Никто! Я выбежала на стук, - Мишель никак не могла справиться с губами, которые тряслись.
- Полицию вызвали?