Эта женщина всегда поражала её удивительной привязанностью к двум цветам: красному и зелёному, которые, невзирая на моду и погоду, всегда сочетала. Синий цвет она ненавидела, считая, что он её старит. Из-за невероятности происходящего закрыв дверь на два замка, девушка метнулась к балкону. Во дворе никого не было.
- Уже ушла? Она же ползает, как улитка! Как это она успела? - удивилась Мишель, и на всякий случай закрыла балконную дверь на оба шпингалета, и задержалась у окна.
Утро было ясным, ветер разогнал утренние облака, и солнце засияло, заливая старый дворик ярким светом. Всё произошедшее стало казаться каким-то глупым и нелепым. У соседей слева, за стеной включили Глюкозу. Они включали её опусы, когда принимались выяснять отношения, полагая, что под «Жениха хотела…» никто не слышит, какое у них сомнительное финансовое положение. Мишель услышала, надрывный голос соседки, кричавшей извечное:
- Говорила мне мама, что ты нищий. Нищий шлында.
Оба соседа, считая себя культурными людьми, ругались, используя старинные русские бранные слова.
- Заткнись, куёлда! – рычал в ответ сосед. – Сама-то михрютка.
- А ты… а ты…елдыга! Зачем я только вышла за тебя замуж? – рыдала соседка.
- Потому что залетела! – завыл сосед. – Безпелюха!
Соседка ахнула и замолчала, видимо искала в памяти, как бы его обругать и не скатиться в обычный мат.
- Я…безпелюха! А ты…ты… вымесок!
Эти вопли почему-то успокоили Мишель, и сознание, отрицая произошедшее, лихорадочно попыталось, обратиться к здравому смыслу. Смысл, между тем, потыркавшись по извилинам, наткнулся на прошлое, и, воспоминания закружили девушку.
Она приехала в Россию по настоянию родной бабушки Марины, которая перед смертью возжаждала увидеться с внучкой. Мишель была поражена, как её мать, среагировала, прочитав письмо. Пока Мишель бегала за водой и валериановыми каплями, мать, заливаясь слезами, позвонила отцу и тот, всё бросив, примчался домой.
Мишель, которая о бабушке знала, только, что она лучшая в мире, пыталась почитать письмо, но мать, не давала. Прижимая письмо из России то к груди, то к лицу, мать обливала его слезами. Не выдержав столь экзальтированной скорби, Мишель решила хоть как-то родителей привести в чувство.
- Надо позвонить и узнать, что произошло.
Родители потрясённо взглянули на дочь, а отец угрюмо спросил:
- Зачем? По-моему она всё ясно написала, тебе надо ехать.
- А мне нет! Я её не знаю, это Вы должны ехать.
- Она ждёт тебя, - возразил отец.
- Не поеду. У меня другие планы на это лето.
Глаза матери потемнели от гнева.
- Это моя мать! Твоя родная бабка! Ты что, не понимаешь?! Что с тобой?! Ты что, ледяная что ли? – и заплакала.
Отец тяжело взглянул на дочь, и… Мишель пошла собираться. В их семье решения отца не обсуждались.
К слову сказать, Мишель возражала только для того, чтобы они пришли в себя, она слишком их любила, чтобы огорчать. В Россию, так Россию, ей было всё равно, ведь она везде чувствовала себя чужой, только в доме родителей ей было хорошо. Надо сказать, что она планировала летом автостопом поехать в Италию. Конечно, если бы она попросила, то вся семья немедленно отправилась туда отдыхать, но в том-то и дело, что она впервые решилась на одиночный вояж, и расстроилась, что ничего не получилось, хотя и понимала, что родители постараются сделать её путь к бабушке максимально комфортным.
Отец, который безумно любил мать и дочь, буквально из кожи лез, зарабатывая на достойную, как он говорил, жизнь. В результате они жили в старинной усадьбе под Рокомадуром. Жили уединённо, принимая только изредка двух-трёх друзей отца и их семьи. Хотя и те часто удивлялись, замкнутому образу жизни, который вела их семья: они редко ходили на концерты, ещё реже на приёмы и почти никогда в гости. Они очень много путешествовали по миру, но никогда не рассказывали, где бывали. Друзья отца догадывались о летнем отдыхе только по безделушкам, которые они привозили из Японии, Индии, Тибета и удивлялись их желанию путешествовать по экзотичным местам. Мать так и не приобрела друзей - женщинам было трудно дружить с красавицей, на которую не влияли ни года, ни болезни.
Мишель, похожая и на мать, и на отца, с детства вызывала зависть соседей. Она никогда ничем не болела, ничего не боялась, и её обожали все животные и растения. Впервые её родители отпустили одну, когда она уехала учиться в Париж. Однако при любом удобном случае Мишель уезжала домой, потому что тосковала по ним.