Стайлз Стилински — прежний — не носил футболок. И толстовок. И еще Стайлз не имел такой колоссальной силы. Скотт медленно поднимается. Из-за очередного припадка альтруизма он списывает приступ агрессии на банальное переживание и состояние аффекта. Когда он встает на ноги, то видит, что руки Стайлза по-прежнему дрожат, но Стилински озабочен не тем.
Скотт опускает взгляд, и его самого прошибает холодный пот. Вены у Стайлза черные, и набухают они с каждой секундой. Так, словно вот-вот взорвутся.
— Стайлз? — аккуратно и в этот раз тихо произносит Скотт. Подбежавшая в это время Мелисса замирает — она не видит этой ужасающей картины. Скотт ладонью приказывает ей замереть — мать слушается. МакКолл медленно начинает подходить к другу. — Стайлз? — снова спрашивает он, решая не прибегать к своему стандартному: «С тобой все в порядке?», потому что Стайлз точно не в порядке. — Ты слышишь меня?
Стилински поднимает взгляд. И это самый тяжелый взгляд, который МакКолл когда-либо видел. На секунду переводя свое внимание на вены, МакКолл замечает, что они уже прежние.
— Где Малия? — спрашивает Стайлз. В его горле пересохло — голос царапает глотку наждачной пленкой. Из-за этого хриплость произносимых слов становится еще более сильной, а тон — более повелительным и чужим.
— В реанимации, — тихо отвечает Мелисса, обходя парня и становясь на расстоянии вытянутой руки от него. — С ней лучшие врачи. Совсем скоро подъедет ее отец, Стайлз.
Стайлз склоняет голову и поворачивает ее к Мелиссе, а затем поднимает подбородок. Левая часть лица начинает насыщаться кроваво-фиолетовыми оттенками, а из разбитой губы на подбородок стекает несколько капель крови. И взгляд парня теперь не панический, а злой.
— Где она? — повторяет он свой вопрос. Скотт делает еще несколько шагов вперед. Он едва заметно кивает матери, а затем снова обращается к Стилински:
— Я могу отвести тебя к реанимационной, но ты должен пообещать, что не будешь устраивать шум. Ладно?
Скотт тянется, чтобы коснуться плеча друга, установить физический контакт, но Стилински отстраняется. МакКолл улавливает ароматы… дыма? Улавливает свежесть и запах хвои, но решает подумать об этом позже — он убирает руку, а затем разворачивается, приглашая Стайлза следовать за собой.
Они медленно идут по белому коридору мимо санитаров, врачей и других посетителей. Стайлз же больше не чувствует, что мир вокруг него раскачивается, а затем начинает вращаться. Теперь коридоры не вызывают у него приступов клаустрофобии. Только сердце щемит и щемит, потому что Стайлз знает — его сила, его быстрота и его обострившиеся чувства напрямую связаны с тем, что вчера Стайлз проник за третий барьер разума Малии, выкачал всю энергетику и ослабил ее тем самым. Малия в реанимации именно потому, что вся ее сверхъестественная сила и мощь оказались у Стайлза.
Стайлз теперь вор.
И эта мысль пронзает сознание острой спицей. Он не может вернуть обратно то, что украл, и жизнь Малии на тонкой границе. Зато его собственные силы равны силам Скотта, но у них нет постоянного источника — Стайлз должен подпитываться за счет энергии других людей.
Которых он может уничтожить.
Скотт подводит его к дверям. Он готовится в любой момент ввязаться в драку, лишь бы не пустить Стайлза в реанимацию, но Стилински просто прижимается к стене, закрывает глаза и не двигается несколько секунд. Вены на его руках снова начинают пульсировать, но теперь чувствует это только Стайлз — его кожу жжет изнутри. Это отвратительное чувство можно сгладить, свои эмоции можно взять под контроль. Но Стайлз больше не хочет рисковать ни Скоттом, ни случайным прохожим. Человечность одерживает верх, Стилински медленно спускается по стене, закрывая глаза.
— Это моя вина, — шепчет он. — Это только моя вина.
Скотт подходит и садится рядом. Стайлз упирается головой о согнутые колени и прячет свой взгляд, свои эмоции и свои слова. В этот момент он впервые думает, что Лидия не стоила всех его потраченных на нее сил. В этот момент он впервые хочет забыть ее и думает, что если бы у него было всего лишь одно желание — он бы пожелал никогда ее не встречать.
3.
Стайлз сидит вот так последующие два часа. В это время Малию все-таки возвращают к жизни и перевозят в палату. Затем в течение некоторого времени врачи снуют туда-сюда, давая указания медсестрам и секретарям — они пытаются установить диагноз, но не могут. За ними суетливо носится отец Малии. Стайлз смотрит на него как на нереального человека, как на призрака, потому что его никто не замечает и он слишком отчаянный. Все призраки отчаянные, как думает Стайлз.
Потому что реальный мир принес им только боль и разочарования, из-за чего они не могут найти покой там, в нематериальном мире.
Это жестоко.
Когда суета утихает, появляется Мелисса и что-то говорит о состоянии девушки. Стайлз ее не слышит. Он не слышит ни слов Скотта, он даже не помнит, когда здесь оказалась чуть ли не половина школы — учитель математики, Эллисон, Лидия, Айзек и другие. Половину из этих учеников Стилински не узнает. В толпе он пытается найти Киру, но она не пришла.
Она все-таки обманула его.
Стайлз не реагирует на свое имя, когда его приглашают в палату. Только ему и отцу разрешают навестить девушку. Стилински вспоминает вчерашний вечер. Вспоминает громкую музыку, горячительные напитки и не менее горячительную Малию в своих руках. А потом — отчаянный и какой-то обиженный взгляд Мартин. Тогда-то он и увлекался процессом. Наверняка, Кира назовет это издержками.
За любую привилегию ты должен платить. Не только ценой чужих жизней, но и собственным спокойствием.
Стилински возвращается в реальность только тогда, когда Скотт хватает его за плечо, чтобы заставить подняться. Ноги ватные. Мир нереален. Эти глаза, уставившиеся с жалкой пародией на сочувствие, кажутся стеклянными и кукольными. Стайлз не смотрит на них, он поворачивается к Скотту и шепчет ему:
— Это моя вина. Я должен сказать тебе кое-что.
Скотт не отвечает. Его альтруизм окончательно иссушил его мозг. Его неисчерпаемая — как Мировой океан — любовь к ближнему притупляет все остальные инстинкты. МакКолл даже не вслушивается в смысл — лишь ведет парня сквозь толпу к палате.
Стайлз входит внутрь. Возле палаты сидит отец и держит дочь за руку. Стайлз смотрит на это и чувствует себя меркантильным, низким и дешевым человеком. Зачем ему Лидия, если он не достоин даже Малии? Зачем ему эта сверхсила, если он не достоин и протянутой руки Скотта? Дело не просто в том, чтобы выйти из тени. Нужно при этом еще остаться человеком. Стайлз садится по другую сторону постели, и на него обрушивается скорбь. Слова: «Мне жаль» застревают в груди острыми осколками. Стайлз касается другой руки девушки, сжимает ее, а потом нагибается и целует.
«Мне жаль», — стучит в его сознании как набатом. Он обещает себе больше никогда этого не делать. Он обещает отказаться от этой затеи и выкинуть Лидию из своих мыслей и из своего сердца, освободив место для Малии. Он обещает остаться с ней, пусть она только выживет! Пусть только выкарабкается — он бросит мир к ее ногам как раба, он звезды высыплет ей в ладони как бриллианты, а небо преподнесет как самый тонкий шелк.
— Ты дорога мне, — единственная, что вырывается, — только живи.
Парень кладет голову возле ее руки и зарывает глаза. Спать ему совершенно не хочется, но это единственный способ на время забыться. Единственный способ изолировать себя и подарить душе кратковременное успокоение.
4.
Стайлз не засыпает. Он в полудреме в полутревоге. Навязчивые и хаотичные образы мешают заснуть, заставляя работать мозг на полную мощь. Стилински вспоминает вчерашний вечер и события на песчаной отмели, думает о Лидии и Кире, потом он почему-то вспоминает о тех далеких днях, когда Скотт стал только-только осваиваться со своими новыми способностями. Это было много тысяч лет назад. Это почти нереально сейчас…