— Мы можем почитать комиксы, — произносит он, хотя ему не хочется разрывать объятия. — Или посмотреть фильм. Или посмотреть фильм по комиксам.
— Лучше мы почитаем, — отвечает она, медленно отстраняясь от парня, а потом садясь на край его кровати и доставая свой мобильник. — Короткие рассказы.
Он соглашается, подходит и садится рядом. Лидия забивает в поисковик имя какого-то неизвестного автора, а Стайлз понимает, что никогда не сможет испытать к Малии хоть и доли того, что он испытывает сейчас к Лидии.
— Это интереснее комиксов, — заверяет она. Стайлз улыбается и почему-то верит ей.
3.
У них так и не получается прочитать рассказы, потому что пятнадцать минут спустя Лидии звонят. Она быстро закрывает дисплей телефона, сразу же выключает его, а затем откладывает его на прикроватную тумбочку.
— Это не обязательно.
Лидия сомневается, правильно ли она поступила. Но потом она поворачивает голову в сторону Стайлза и произносит:
— Ну, тащи свои комиксы сюда.
Они идут на чердак. Стилински отыскивает какую-то пыльную коробку, в которой находятся не только комиксы, но и старые альбомы, фотографии, игрушки и море прочего хлама. Они оба потрошат коробку, внимательно рассматривая ценные некогда вещи. На рассматривание всех шкатулок и предметов уходит час, после чего они возвращаются к комиксам и тратят на это два с половиной часа. Они читают прямо здесь, на чердаке, с фонариком, среди пыли, паутины и бардака. Иногда Стайлз поясняет, кто из героев кто, у кого какие способности, кто друг, а кто враг, и что врагам вообще нужно. Лидия слушает с интересом.
Стайлз забывает в этот вечер навестить Малию.
Когда очередной журнал был дочитан, Стайлз потянулся за другим.
— Ты вернешься в школу? — спрашивает она. Задает единственный вопрос, хотя даже так она нарушает свое обещание. Но Стайлз посылает к чертям эти ненужные клятвы и отвечает:
— Я не знаю пока.
— А если я пообещаю, что не буду лезть с допросами? — она улыбается. Стайлз улыбается тоже. Их окружает тишина, их окружает такая приятная темнота, что в ней не страшно затеряться. Да в любой темноте даже хочется затеряться, лишь бы рядом был нужный человек.
— Это на тебя не похоже.
Они возвращаются к чтению, а через некоторое время приходит Джон. Стайлз и Лидия спускаются с чердака и застают старшего Стилински на кухне. Он приветствует Лидию, но никак не комментирует состояние Стайлза. Он просто молча радуется тому, что его сын все-таки приходит в себя. И кто не страдал из-за разбитой любви в семнадцать? Так что это даже вполне логично.
Правда, Джон как-то не подумал — или даже не знал — что разбитая любовь его сына стоит рядом с ним, а не находится в больнице.
Стайлз провожает Лидию до машины, все еще не веря, что это реальность.
— Спасибо, — произносит он, когда Мартин садится в свою машину. Девушка смотрит на него с какой-то болезненной надеждой, а потом едва заметно кивает и напоследок произносит лишь одно:
— Возвращайся в школу.
Только когда ее машина скрывается из поля зрения, Стилински вспоминает, что больница уже закрыта, и что Малии по-прежнему плохо.
Он думает найти Киру, чтобы отказаться от той способности, что она ему подарила.
========== Глава 13. Последняя стадия: «Осмысление». ==========
1.
Стайлз пришел на следующий день на занятия. Лидия была рада тому, что смогла убедить его. Она была намерена узнать-таки правду, но решила пока с этим повременить. В конце концов, она все еще остается его другом, а Кира — лишь временное явление, потому что все злодеи в Бейкон Хиллс долго не задерживаются, все они, в конце концов, бегут отсюда, поджав хвост.
Но Кира не убегала, а уверенно шла навстречу своему новоиспеченному другу с такой грацией, словно она была самим воплощением Шерон Стоун. Ее повадки, каждое ее движение были отточены, доведены до совершенства. Стайлз уже издали заметил и ее чуть приподнятый подбородок, и взгляд сверху вниз и эту кошачью поступь, наверняка заимствованную у Холли Берри. Ему нужно было поговорить с ней, попробовать отказаться от всей это чертовщины.
Но Стайлз не решался. Они шли друг другу навстречу, и все остальные школьники расступались, потому что перед шармом Юкимуры невозможно было устоять, потому что от мрачности Стилински хотелось отойти подальше. И если бы Стайлз видел себя со стороны, то и в своих повадках он тоже заметил бы изменения: это плавность, это уверенный шаг, это приковывающий внимание других учениц пронзительный и внимательный взгляд. Это усмешка, царапающая любую нежность. Это необычная свежесть, исходящая от него, в которую хотелось окунуться.
Это страсть и отвращение, с какими он смотрел на девушку.
Они прошли мимо друг друга, не сводя глаз, процеживая и размазывая любые шансы на то, чтобы поговорить. Просто пристальное внимание, просто явное неодобрение. Кире не нравилось, что Стайлз четвертые сутки страдал от самобичевания и приступов совести, а Стайлзу не нравилась философия Киры, на которую он подписался.
Хотя, если подумать, у него не было выбора.
Они не обернулись. Кира ушла на свои занятия, Стайлз — на свои. Его энергия иссякала, его сил становилось все меньше, а без снотворных сон становился вымученным и чутким, так что, поспав только часа три, Стилински чувствовал еще и усталость. Но он почему-то был уверен, что Кира сама придет ему на помощь. Он ей нравится, и она не допустит столь быстрого угасания своего протеже.
2.
Парень зашел в класс, тут же наткнувшись на внимательно-изучающие взгляды друзей. Ему не хотелось обсуждать с ними свое отсутствие и слушать соболезнования насчет Малии. Он оглядел каждого — Скотта, Эллисон, Айзека и даже Эйдана, а затем его лицо исказила вымученная не-стайлзовская улыбка, вырезанная ржавым ножом. Под глазами были мешки, лицо было бледным, а весь вид — помятым и поношенным.
— Привет, — произнес Стилински, проходя мимо ребят и усаживаясь за свою парту. Скотта передернуло: он медленно повернулся, уставился на друга, а потом, впервые позволяя бестактности взять верх, задал один лишь вопрос:
— Как давно ты куришь?
Стайлз из рюкзака тетрадки и учебник, а потом — плеер и наушники. Этих вещей у него раньше не было — МакКолл отлично это знал, потому что новая техника для Стилински была чем-то вроде сенсации для начинающего журналиста.
Стилински поднял взгляд и снова всех осмотрел. Его стремительно покидали силы: слабость начинала медленно накатывать подобно волнам, а сознание словно грозило вот-вот провалиться. И Стайлз очень надеялся, что громкая музыка выведет его из этого амебного состояния.
— Я не курю, — просто ответил он, распутывая наушники. Стайлз помнил вчерашний день, проведенный с Лидией, но ночь прошла как в тумане — в состоянии, пограничном между сном и грезами, гипнозом и воспоминаниями. Реальность словно кто-то вытеснил, и Стилински совершенно не помнил, где он спал, как долго и как приехал в школу.
— Ты куришь, — настойчиво проговорил МакКолл, — от тебя никотином за милю несет. И в твоем рюкзаке лежат сигареты.
Стайлз медленно опустил взгляд — в его распахнутом рюкзаке уже не было папок о незакрытых делах, он был весь наполнен пачками сигарет так, будто Стилински ограбил на досуге магазин.
— О, черт, — произнес он, нагибаясь и закрывая рюкзак на молнию. — Кажется, я немного увлекся.
Он взглянул на друга из-подо лба, а потом отложил плеер и наушники. Дышать снова становилось тяжелее, но Стайлз хватался за последнее человечное, что в нем осталось — за переживания о Малии и за любовь к Лидии. Это было его спасательным кругом, это позволяло ему держаться на плаву и не нырять на самую глубину.
— Я курю, — просто ответил Стилински, руками цепляясь за края парты так, словно оборотнем был он, а не Скотт, словно контроль над собственной агрессией был его проблемой, а не Скотта.
— И… давно? — МакКолл был растерян. Он хотел спросить: «Зачем?», он хотел уточнить: «С того момента, как ты спелся с этой ебнутой на всю голову Юкимурой?», он хотел взорваться: «Да что с тобой не так, Стайлз?», но МакКолл продолжал сверлить в своем друге дыру и покорно ждать ответа.