Все, что связано со словом «проникновение» и его производными вгоняет в краску, хотя Лидия уже переросла тот возраст, когда девочки краснеют, слыша двусмысленные слова. Она старается сконцентрироваться на словах Стилински, но в голову как назло лезут воспоминания того вечера и их общего сна: интересно, было Стайлзу приятнее с Малией или с ней? И если было приятнее с ней, хотел бы он это повторить? Или ему выгоднее быть с Малией?
— У вас серьезно? — спрашивает Мартин, нарушая переполненную током тишину. Они сидят плечом к плечу, руки все так же невзначай касаются друг друга. Боль внизу живота становится просто нестерпимой.
— Тогда, когда я увидел ее в палате, я пообещал ей — и себе, — что да, — он выдерживает паузу, каким-то невероятным способом заставляя девушку взглянуть на себя. — Но я не могу полюбить ее, так как уже влюблен.
Глаза в глаза. Этот зрительный контакт порождает новые заряды, девушке кажется, что она тонет не в болоте, а в воронке. Их окружают эти многообразные запахи, заставляющие дышать полной грудью. Их окружает откровение, заставляющее окончательно обнажить свои мысли. И сейчас Лидия чувствует, как ей становится легче дышать, как с плеч падает напряжение, как головная боль отступает — Стайлз ее. Он все еще ее.
— Если ты любишь меня, пожалуйста, скажи, что ты не будешь больше отдаляться.
Зрительный контакт неразрывен. Лидия быстро касается пальцами его руки, сжимает ее, и блеск в глазах Стайлза снова меняется — там воспламеняются искры, там дым и пепел, там пламя и тление. Девушка не чувствует ответного прикосновения, но ей этого и не требуется. Теперь Лидия понимает, что любовь Стайлза… эволюционировала. Теперь он научился просто быть рядом, научился быть более спокойным рядом с ней, научился дышать, а не задыхаться. Он подарил ей земную версию Рая, спрятав где-то среди этих цветов свое сердце.
Он не просто вышел из тени.
Он стал ее личным солнечным затмением.
Она смотрит на него, ожидая ответа или очередного провала в его сознание, но он не пускает ее в свою голову. Да, она по-прежнему в его сердце, но что касается его мыслей? Лидия не уверена.
— Я предлагаю своровать часть этих цветов, — произносит он, а затем резко подрывается, разрывая и тактильный, и зрительный, и даже ментальный контакт. — Я никогда не воровал цветы, и ты, полагаю, тоже.
Он достает из ваз розы. Белые, красные, розовые, желтые. Сгребает их в одну охапку. Секундная прохлада отступает — теплота привычных стайлзовских движений согревает озябшее тело. Лидия, медленно поднимаясь, почему-то вспоминает ту большую коробку, с которой он заявился на ее прошлый день рождения. Тогда Лидия считала это банальностью, теперь понимает, что зря пренебрегала его подарками. Она подрывается и идет к нему, тоже набирая в свои руки букеты цветов. Она не знает, как им удастся выйти отсюда незамеченными, но это не имеет значения. Они покидают свой рай и хотят забрать хоть что-то, что служило бы доказательством их пребывания в нем.
Шипы вонзаются в их руки, когда они с каким-то непривычным для них смехом покидают Эдем, возвращаясь в грешную действительность. Выходя на улицу, они вновь падают в холод и мрак, но сама Тьма отступает, потому что в руках у Лидии — краски, которыми она разбавит эту темноту.
Стайлзу каким-то невероятным способом удается открыть дверь, и они оба вываливают цветы на заднее сидение. Некоторые розы падают на пол, но им кажется это по-своему поэтичным.
— И что дальше? — спрашивает Лидия, желая, чтобы Стилински снова обнял ее. Но он не обнимает. Это чувство амбивалентности — его любви и отчуждения — заставляет ее испытывать любовь и ненависть, благодарность и желание уйти отсюда навсегда. Лидия впервые задумывается о том, что Стайлз, наверное, всегда это испытывал.
— Ты по-прежнему хочешь, чтобы я стал таким, каким был? — ее вновь замыкает. Она отвечает почти мгновенно:
— Да.
Он улыбается и направляется к двери джипа со стороны водителя. Лидия будет уверенной в своем этом безрассудном желании, даже если он достанет для нее пыль с Марса. Но, единственное, в чем она уже засомневалась: сможет ли она теперь жить без каждодневных воспоминаний об этих цветах?
3.
— Ну, это уже не так прекрасно, как цветочный магазин.
Лидия осматривается по сторонам. Стайлз восседает на капоте своего джипа и пытается раскурить сигарету. Ветер тушит огонек.
— Зато, я готов поспорить, никто из твоих парней не приводил тебя сюда.
Он привез ее на автомобильную свалку, напоминавшую собой декорации для комического телесериала, чем место для романтического свидания. Впрочем, здесь было тоже неплохо — их никто не тревожил, им никто не мешал. И да, это было не тривиально, потому что Лидия никогда не бывала в таких местах. И вообще, она и подумать не могла, что что-то подобное ее когда-либо зацепит.
Тем не менее, зацепило. Правда, это несколько необычно и совсем не так романтично, как хотелось бы. Но, эй, а с чего это ей захотелось романтики со Стилински?
Девушка вновь подошла к машине. Он хотела бы оказаться со Стайлзом наравне, но вряд ли могла так легко запрыгнуть на капот, как он, а потом осталась стоять рядом, обводя взглядом покареженные груды металлов. Некогда любимые машины были теперь разбиты и поцарапаны, валялись ненужными и забытыми игрушками здесь, на окраине города. Как и принципы Лидии.
Стайлз закурил-таки, спрыгнул с капота и снова оказался наравне с девушкой. Он озирался по сторонам, то ли вспоминая что-то, то ли придумывая. Внезапно Мартин поймала себя на мысли, что этот побег самый запоминающийся в ее жизни. Может, не самый лучший, но запоминающийся.
— Я рассталась с Эйданом, — Лидия выдает это внезапно и быстро, чтобы не передумать. Стайлз смотрит на нее несколько удивленно, словно она застала его врасплох. Девушка сглатывает и затем вновь утаивает от него свой взгляд. На самом деле, она никому не говорила о своих непростых отношениях с Эйданом. Даже Эллисон. Может, они обе виноваты в том, что теперь не разговаривают?
— Я думаю, то, что случилось тогда — это тоже за третьим барьером.
— Нет, — отвечает он, затягиваясь дымом. В цветочном он не курил, а здесь вновь дымит, и никотин — теперь необходимая составляющая его сущности. Лидии хочется тоже пропитаться этим запахом. Она не знает почему, но хочет. — Это второй барьер, я видел тогда.
Мартин ощущает прилив раздражения. Впервые ей хочется поспорить с ним, но она быстро осекается: ей не хочется обсуждать свой третий барьер и тот сон, непонятно почему ей приснившийся. Лидия ловит на себе быстрый и понимающий взгляд Стайлза — он знает, о чем она думает. Теперь их тактильная связь лишает Лидию свободы мысли, и она решает сделать вид, что эти ее размышления о тех чувствах и о том, что Стайлз за ее третьем барьером, а Эйдан — всего лишь за вторым — ничего не значат.
— Я тоже хочу узнать, о чем ты никому не рассказываешь. Ты ведь можешь… впустить меня?
Он внимательно смотрит на нее, все так же едва зажимая сигарету и держась при этом непринужденно и спокойно. Лидии нравятся не только красивые мальчики с высоким статусом.
Еще ее ломает по недоступным ребятам. Вот как Стайлз счас, например. Он рядом, он признался, что влюблен в нее, но он не досягаем. Он где-то за пределами ее досягаемости.
— В этом нет необходимости. Ты все знаешь о Кире, Малии и барьерах. Знаешь о моих чувствах к тебе. Я перед тобой как раскрытая книга, Лидия, — Стилински хмыкает и снова подносит сигарету ко рту, а Мартин заостряет внимание на его губах, и ее снова словно замыкает. За эту ночь она слишком часто говорит то, что не нужно, и молчит в тех ситуациях, когда надо замаскировать свои чувства.
— На самом деле, я понятия не имею о том, что творится в твоей голове, — поднимает глаза, натыкается на его взгляд. Ее с ног валит слабость — ей хочется унять взбунтовавшиеся непонятные желания и мысли, но она не может. И хуже всего то, что Стайлз знает это, хотя из вежливости молчит о ее скользких желаниях.