Но он и Кира — особенно после того, что случилось с Малией — в курсе границ дозволенного. Свобода — это еще и осознание ее ограничений.
У Киры свой собственный пакетик с белым инеем внутри. Она бесцеремонно и безбоязненно высыпает часть содержимого на стол, как раз по центру, чтобы сама могла потянуть, и Стайлзу не приходилось подрываться.
— Это я тебе подарила, — поясняет она, когда разбивает две дорожки. Стайлз смотрит на свою сладость, а затем прячет ее в карман. Честно, он думал, что никогда в жизни не прикоснется ни к чему подобному.
А еще он думал, что умрет девственником и никогда не сможет привлечь хоть какое-то внимании Лидии. Но эй, у него был отличный секс с Малией, Лидия увлекла его за свой третий барьер в свое подсознание, на которое стоит ставить ограничение «18+». Так что никогда не стоит зарекаться.
Кира сворачивает купюру, Стайлз следует ее примеру. Они, пристально глядя друг другу в глаза, медленно приближаются к центру. Стилински знает, что это неправильный выбор с точки зрения нравственности, что ему может быть стыдно потом смотреть отцу в глаза. Но он решает послать к черту все осуждение. Он пробует свободу на вкус, точно не зная, пристрастится ли к ней.
Он опускается над инеем и, зажимая одну ноздрю пальцем, занюхивает дорожку. Резкий запах ударяет по мозгам так сильно, что Стайлз почти мгновенно выпрямляется, готовясь проблеваться от столь сильных ощущений.
Но в следующую секунду он чувствует, как расширяются вены, как в легкие стремительно проникает воздух, насыщая кровь кислородом, опьяняя. Кира тоже вскидывает голову, а потом начинает хохотать. Стайлз не знает что это — приход или просто ее изумление. Но внезапно она кладет руки на стол и, перекидываясь через стол, хватает парня за шею, притягивая к себе.
Стайлз не сопротивляется. Ему нравится целоваться. Да и что плохого в том, что он целует привлекательную девушку? Что плохо в том, что он путается в собственных чувствах, как котенок в нитках? Что не знает, к кому его тянет больше: к Лидии, к Малии или к Кире? В конце концов, никто не осуждает Лидию за ее дешевый секс в подсобках, почему должны осуждать его?
Кира отстраняется. Она щелкает пальцами, подзывая официанта. Стайлз смотрит на нее с восхищением. Он думает о том, что не все окружающие нас люди — друзья. Некоторые врываются в нашу жизнь для того, чтобы подарить какой-то опыт.
Кира заказывает выпивку. Официант просит документы, но несколько секунд пристального взгляда Юкимуры оказывается достаточно.
— Как ты это делаешь? — Стайлз чувствует, как начинает заплетаться его язык. — Принуждаешь людей?
— Просто смотрю им в глаза и медленно говорю то, что хочу, чтобы они сделали. Я думаю, это связано с барьерами, но как это работает точно, я не знаю, — она пожимает плечами и снова тянется к сигаретам. Вообще, Стайлзу нравится, что Кира — не злой канонный гений, знающий ответы на все вопросы. Она такая же, как и он, только чуть опытнее в использовании силы. — Тебе стоит тоже попробовать, — она улыбается, а потом медленно поднимается. Волосы струятся по ее плечам, и это платье кажется слишком неподходящим для такого места. Кира подходит к Стайлзу и тянет к нему свои руки.
— Нужно потанцевать, — произносит она. Стайлз соглашается, подрывается, и только счас осознает, насколько сильна слабость в его ногах. Кира тянет его на танцпол. Пьяный джаз проникает в сознание и вытесняет воспоминания о цветах и тех неудачных разговорах. Он не знает, как двигаться и подстраиваться под этот рваный темп, но Кира сама начинает вести. Приближаясь, она шепчет ему на ухо:
— Джаз лечит людей! — она закидывает голову и смеется. Стайлз обнимает ее за талию, привлекая к себе. От нее пахнет свежестью, от нее веет свободой — горьковатой, но такой же сносящий как и абсент. — А мы — мы стонущие черные мамбы**, и джаз нам необходим.
Стайлз не понимает половину из того, что она говорит, но постепенно начинает осознавать одно — его разум отключается. Память отшибает настолько сильно, что он не помнит, о чем думал пару минут назад. Тело накрывает приятная истома. И нет, это не стимуляторы, это что-то расслабляющее, что-то дарящее приятную ватную слабость в ногах и чувство слабости по всему телу. Это что-то новое, что-то расслабляющее и невероятное.
И Кира такая доступная, такая податливая в его руках, что от этого сводит низ живота. Стайлз вспоминает тот свой неудачный сон с Лидией, и внезапно ему хочется стереть ее из своих мыслей, хочется наложить на те воспоминания новые.
Все зашло слишком далеко. Кира права — эту привязанность нужно лечить. И Стайлз начинает прямо сейчас. Он прижимает к себе девушку, впиваясь в ее губы, так отчаянно будто хочет сказать: «Мне это необходимо сейчас, не отталкивай меня». Она и не отталкивает. Она обнимает за плечи и прижимается практически вплотную. Они оба понимают, что эти поцелуи намекают на продолжение, что кокаин в крови заставляет забыть о средствах предохранения, а горькое одиночество заставляет их обоих найти спасение друг в друге.
И, черт возьми, это правильно. И всемогущий боже, это приятно!
До дрожи приятно.
4.
Лидию накрывает еще во время семейного ужина. Она вначале не придает этому значение — ну бросает ее в жар, и бросает, что в этом такого? А потом она понимает, что не может просто есть, что до боли сводит колени и совершенно не слышит слов матери. Дыхание становится все труднее контролировать, а в голову лезут совершенно неприличные картинки.
В этих картинках она на заднем сиденье машины, и, несмотря на холодный вечер, ей жарко так, что кажется, будто плавится кожа. И руки — его руки — делают с ней что-то невообразимое.
— Спасибо, мам, мне нужно позвонить Эллисон. Я совершенно забыла про реферат на завтра, — она даже удивлена, что ей удается построить такие длинные предложения, но эта мысль мгновенно улетучивается. Лидия подрывается с места и со всех ног бросается в свою комнату, держась за живот. Она даже не знает, куда ей бежать — в ванную или в свою комнату. Ее мозг отключается, она забывает, о чем думала пару минут, и ей кажется, что она испытывает что-то среднее между алкогольным опьянением и сильной усталостью.
Девушка захлопывает за собой дверь и бросается в ванну. Она дрожащими руками включает воду, и следом за этим с ее губ срывается стон, крик — или как там называется тот звук, который вырывается из грудной клетки спонтанно? Лидия медленно оседает возле ванной, вода шумит, а Мартин закрывает глаза.
Она уже не здесь. Она в машине на заднем сиденье, и она совершенно не помнит, как приехала сюда и что это за место. Впрочем, анализ местности тут же обрывается, потому что кто-то целует ее. Целует непозволительно глубоко и страстно. Целует так, как никто не целовал — с болью, с каплями ненависти и вполне ощутимой благодарностью. Лидия ощущает сильные мышцы под своими пальцами, прикасается к выпирающим венам, вонзается зубами в обнаженное — до боли знакомое — плечо и слышит ответный стон. Она делает глубокий вдох, когда ощущает прикосновения. Такие желанные для них обоих прикосновения — к внутренней стороне бедра. Черт возьми, это почти больно, почти совсем невыносимо.
Она открывает глаза и видит перед собой недоуменной взгляд. Его недоуменный взгляд.
В следующую секунду ее выкидывает, Лидия открывает глаза и оказывается на полу в собственной ванне. Она вспотела, она хлопает глазами, пытаясь снять наваждение.
Это не реальность.
И это не иллюзия. Все по-настоящему.
Девушка медленно поднимается и опирается руками об умывальник. Она настраивает холодную воду и умывается. Ей хочется перестать думать о том, насколько ей приятно было пару секунд назад. Это было что-то необычно — чувство опасности и страсти. Словно у них слишком мало времени, словно кто-то за ними подглядывает, но вместе с тем им так хочется этого воссоединения, что они не могут пренебречь несколькими минутами.
Сумасшествие.
И Лидия понимает одно: та машина, тот Стайлз, который касался ее — это все реально. Он с какой-то другой девушкой, но его сознание рисует ее, Лидию. И постепенно их связь стала такой сильной, что она увлекла и саму Мартин.