— Когда ты вернешься за джипом? — спросила она, когда они завернули на одну из улиц, здесь был своеобразный центр, где стояли закрытые магазинчики, а пустующие качели покачивались как в фильмах ужасов.
— Утром, — он пожимает плечами, а потом улыбается. — Да и кому он нужен?
Она снова вспоминает о том, что было в джипе, но выбрасывает Киру из головы. Она знает, что Стайлзу бесполезно говорить что-либо плохое о Кире, поэтому Лидия и не пыталась. В какой-то момент она снова сплела пальцы Стайлза со своими, и они молча двинулись к одному из магазинов.
— Ты снова хочешь взломать цветочный? — спрашивает Лидия, пока Стайлз нагибается и поднимает увесистый камень. Внутренне чувство подсказывает, что Стайлз не любит банальностей и повторов.
— Не цветочный, — уточняет он, бросая в Лидию один из своих цепких взглядов. — И не я, — он улыбается, а Лидия вдруг вспоминает (вернее, тонет в воспоминаниях Стайлза), как Стайлз и Кира впервые оказались на окраинах, и Стилински решился на свой первый взлом. Именно тогда он пришел на следующий день с сигаретами в рюкзаке.
Лидия это помнила, будто сама была участницей.
— Давай, Лидия, — он подмигнул и передал камень девушке, — сделай это.
Она посмотрела на камень, а потом на витрину. Мартин сглотнула и взглянула уже на их сцепленные руки. Это плохо — терять человека, но вдвойне хуже, когда этот человек будет принадлежать тебе до конца, однако прежним никогда не станет. Чувство потери и единения одновременно.
— А если нас поймают?
— Доверься мне, — произносит он тихо, и Лидия почему-то понимает, что когда она смотрит в его глаза, то приобретает большую уверенность, чем раньше. Может, все дело в том внушении-принуждении, может, в натуре самого Стайлза. Впрочем, это не имеет никакого значения. Лидия уже переступила сегодня черту, так смысл останавливаться? В конце концов, наступит утро и унесет с собой эту ночь в прошлое.
А то, что есть в их воспоминаниях, можно запрятать за третий барьер и не думать об этом.
Лидия вытаскивает руку, хватает камень и подходит к стеклянной витрине. Это обычный продуктовый магазин, наверняка, на сигнализации, но ведь у них есть несколько минут прежде, чем сонные граждане и не менее сонные копы прибудут на место происшествия. К тому же, воровать тоже им особо нечего. Не банки же тушенки.
Девушка оборачивается. Стайлз ухмыляется и подталкивает ее мысленно. Лидия снова смотрит на витрину. В какой-то момент она понимает, что Стайлз разогнался не из-за Киры, а из-за азарта, вот почему он не может остановиться.
Возможно, думает Лидия, если она будет бежать с ним на одной скорости, то сможет его удержать. Мартин поднимает руку и замахивается, совершено забывая о том, что азарт — это инфекция, а когда азартны оба человека — это смертельная инфекция. Лидия также думает о том, что своим криком она могла бы разбить стекла наверняка, но швыряет камень быстрее, чем успевает отдать себе в этом отчет.
Булыжник вонзается в стекла, и округу сокрушает звук битого стекла, но воя сирены почему-то не раздается. В окружающих дома стали стремительно включать свет. Лидия почувствовала, как ее схватили за запястья, а потом она уже стремительно бежала за Стайлзом в… распахнутые кем-то двери магазина. Они оказались внутри, но магазин был ничтожно мал, и здесь их моли застать врасплох в любую секунду.
— Что мы делаем? — Стайлз отпустил ее и кинулся к витринам с выпивкой. Он разбил одну витрину быстрым и молниеносным ударом, достал две бутылки и повернулся к девушке. За дверью слышались шаги и лай собаки. — Мы попадем в тюрьму, Стайлз!
Она испугана, она ошарашена, а Стайлз быстро вручает ей одну бутылку и вновь хватает ее за руку.
Когда они вновь выбегает на улицу, то Лидия ожидает увидеть чуть ли не осаду, но лишь один мужик выходит из дома и направляется к ним. Стилински заливается смехом, сжимает запястье девушки сильнее, и они бросаются вдоль по улице. Ноги от танцев и долгой ходьбы устали, но Лидия бежит за Стайлзом, постоянно оглядываясь, ожидая, что сейчас их догонят и отправят в ближайший полицейский участок. Ей даже рисуются картинки ужасающего будущего, где их родители платят за них баснословные деньги, продавая все движимое и недвижимое имущество. Потом их обоих исключают из школы, они возвращаются в клубы, подсаживаются на наркотики, Лидия залетает от какого-нибудь уличного барыги, а Стайлз цепляет туберкулез или….
Они заворачивают за угол, Стайлз припечатывает девушку к стене, прижимается к ней вплотную и закрывает ей рот ладонью, вслушиваясь в посторонние звуки.
Лидия смотрит на парня, пытаясь увидеть в нем хоть капли прежнего Стайлза, но не может, потому что перед ней стоит совершенно другой человек. Этот незнакомец не боится идти на крайности, он привлекателен, но его привлекательность причиняет боль. Он уверен в себе, но уничтожает уверенность Лидии. Он надежен, но испорчен, верен, но опасен, дорог, но… недоступен.
В эту секунду, пока Стайлз вслушивался, пытаются ли их догнать, Лидия понимала, какой она была для него все эти годы. Недоступной, недосягаемой, непостижимой. Они будто поменялись местами. И теперь Лидию сокрушило сожаление, потому что она хотела бы все исправить, но не могла. Стайлз придавливал ее своим телом к стене в каком-то безлюдном закоулке, но по-прежнему не распускал руки, и даже сейчас, когда она готова была легко поддаться ему, он все равно соблюдал дистанцию.
Она касается его запястья и аккуратно убирает руку. Прислушиваться не зачем — их бы уже давно догнали, если бы преследовали. Они смотрят друг другу в глаза как-то по-новому, потому что познакомились по-настоящему только сейчас. Обращение Скотта лишь сплотило их, но как такового знакомства не было. А теперь, теперь они узнали друг друга по-настоящему, пусть Стайлз и изменился до неузнаваемости.
Он понимает, о чем они думают, они возвращаются на улицу и идут уже не держась за руки, наслаждаясь обрушившейся на них тишиной. Только счас оба вспоминают о стае, но решают, что возвращаться поздно — уже около двенадцати ночи, наверное, все разошлись, а если нет, то собираются расходиться.
— Я все равно не понимаю, — Стайлз испытывает едва ощутимое чувство дежа вю и мимолетно вспоминает о Малии. — В чем суть этого? В чем… смысл побегов, выпивки, этих… грязных танцев?
Стайлз открывает свою бутылку, но из-за темноты, Лидия не может разобрать, что это. Для себя она решает — хватит. Больше пить не будет. Это Стайлз трезвеет слишком быстро. А ей достаточно на сегодня.
— Смысл в том, чтобы наслаждаться молодостью, Лидия. Косячить по полной пограмме, совершать глупые подростковые поступки, пробовать то, что хочется, и бросать то, что надоело.
Ей больно от этих слова, а на языке так и вертится вопрос, который она все никак не решится задать. Неужели он ее тоже решил бросить? Как какую-то привычку? Мартин очень надеется, что Стайлз услышит ее мысли и ответит на них, но он продолжает говорить.
— Мы молоды, Лидия. Мы не только за сверхъестественной дрянью должны гоняться. Мы ведь можем… жить для себя.
— Но это же путь саморазрушения! — она останавливается, заставляя остановиться и его. Стайлз идет на этот компромисс — медленно оборачивается и концертирует на девушке все свое внимание. Даже в таком спокойном разговоре Лидия все равно чувствует холод. Нет, она не оказалась от своей идеи, просто только счас поняла, как трудно ее будет выполнить.
— Как говорил один гений: «Возможно, самосовершенствование — это не все. Возможно, саморазрушение гораздо важнее».
Лидия сжала зубы.
— Так вот в чем дело?! Кира тебя этой паланиковской дрянью нашпиговала как свинцом!
Стайлз улыбнулся и подошел к девушке, внимательно оглядев ее с ног до головы. Тем самым раздевающим взглядом. Взглядом, который бы она хотела, чтобы он на нее смотрел. Но ее желания давно не совпадают с реальностью. Вернее, не всегда совпадают.