— Ты думаешь, это все влияние Киры?
— Да, я думаю именно так! Потому что до нее ты не нюхал эту дрянь, и не курил паршивые сигареты, и не вел себя как последний мудак! — она глядела на него внимательно, гневно выплевывая каждое слово, но понимая, что если не выговорится сейчас, то уже никогда не сможет этого сделать. — Ты можешь, конечно, ошиваться в этих дешевых притонах, сколько угодно, но это совсем не тот идеал гедонизма, который тебе пропагандирует твоя мерзкая, отвратительная, лесбийская Кира! Она разрушает тебя, а тебе кажется, будто она дарит свободу! Свобода — не разрушение!
— Но и не совершенствование, — спокойно он перебивает ее, словно снова становясь прежним Стайлзом. Однако Лидия понимает: она видит то, что хочет видеть. Прежнего Стайлза больше не существует. Все это лишь иллюзии. — Я больше не буду тем пай-мальчиком, каким ты хочешь, чтобы я был. Я не нравился тебе, когда был положительным до мозга костей, и плохим я тебе тоже не нравлю…
— Будь плохим, — она делает шаг вперед и сникает до шепота. Она намеренно выпускает бутылку из рук, и та разбивается об асфальт. К их ногам кровью подтекает спиртное. — Будь плохим или хорошим, только… Только вернись в стаю, без тебя она рассыпается на части.
— Так все дело в стае? — спрашивает он, обнажая свои истинные к ней чувства. Лидия боится сделать еще один шаг ему навстречу, но хочет сделать его. Потому что если не сделает — то окончательно потеряет все возможности.
— И я тоже, — на вдохе произносит она и задерживает дыхание, а потом выдыхает: — рассыпаюсь без тебя на части.
Она смотрит в его глаза так пристально, словно боится упустить хоть один оттенок, и отчего-то чувствует неловкость. Во взгляде Стайлза — неверие и… облегчение. Он оглядывает девушку прежним, родным взглядом, а потом подходит к ней и привлекает к себе, впервые решаясь поцеловать ее. До этого он думал об этом, конечно же, как и любой другой парень, но никогда не решался воплотить эту мечту в реальность. А теперь бутылка выскользнула из его рук, но в его руках оказалось нечто гораздо более ценное — оказалась Лидия. И она обняла его в ответ, прильнула к нему, ответила ему с нежностью и… бешеной отдачей. Она была его. Целиком и полностью. И ее поцелуи отличались от поцелуев Малии или Киры, и ее объятия были нежнее, чем объятия других девушек.
Вот она его, вот она с ним, но почему же так… спокойно? Почему сердце не выпрыгивает из груди?
Потому что он добился ее не сейчас, а намного раньше. Еще в тот день, когда она ворвалась в его дом и заснула рядом с ним.
Он медленно отстраняется и внимательно смотрит в ее глаза, пытаясь найти подвох, но не может. Честно? Он впервые не знает, что ему дальше делать.
— Ты можешь идти, — произносит он, не зная, почему говорит эти слова, но чувствуя, что хочет и сказать. — Тебе лучше уйти. Я хочу побыть один.
Она вспоминает. Вспоминает тот вечер, когда вспарывала его наживую этими самыми репликами.
— Ты мне отомстил? — спрашивает она, чувствуя, как ошпарилась, как ей стало больно до такой степени, что скрывать слез больше не представлялось возможности. — За то, что случилось на песчаной отмели?
— Это больно, не правда ли? Как та пощечина в классе при всех.
Она не может поднять на него взгляд, но понимает одно: ей хочется остаться с ним. Вот тебе и Стайлз Стилински. Вот тебе и ход конем. Он скрывал свои истинные намерения весь вечер, весь вечер претворялся заботящимся и все еще любящим. Но вот он обнажил свою истинную сущность, вот он показал ей то, что она просила — показал нового Стайлза.
Новому Стайлзу больше не нужна была Лидия.
— Я же обещал разлюбить тебя, — режет ее, а девушка уже не скрывает слез, что скатываются по щекам, не скрывает того, что ей больно. По-настоящему больно. Больнее чем было тогда, на песчаной отмели. — Теперь твоя очередь сдержать свое обещание.
Она сглатывает и поднимает заплаканные глаза на парня. Ей бы очень хотелось знать, что сейчас происходит в его голове, но она не может… и, наверное, больше не хочет знать, о чем он думает. Это все. Дальше ничего не будет. Их история закончилась.
— Ты ее любишь? — она даже не знает, кого имеет в виду: Киру или Малию, но почему-то задает этот ненужный вопрос.
— Главное — что тебя я больше не люблю.
Он разворачивается и уходит, а Лидия остается стоять на этой темной улице совершенно одна, захлебываясь слезами и не имея больше возможности докричаться до него.
Комментарий к Глава 19. Мир теней.
* Julian Winding – The Demon Dance - лучшее сопровождение для заключительных глав. Писалось под впечатлением «Неонового демона».
========== Глава 20. А демоны пляшут и пируют. ==========
1.
Это было немного странно — выходить в понедельник на учебу, делая вид, что ничего не произошло. Это было больно — вот так вот ходить по школьным коридорам, пытаться слушать то, что говорят учителя и одноклассники, в очередной раз натягивать улыбку. Вернее, не то, чтобы непривычно, просто Лидия до последнего не могла поверить, что все это происходит с ней. Она быстро взяла себя в руки после той пощечины Эйдана, она смогла прийти в себя после того, как узнала, что она банши, а Джексон — канема. Она даже к его отъезду себя подготовила. И уход отца из семьи пережила в свои четырнадцать.
Одного пересилить не могла — предательство Стайлза. Вернее, это даже не совсем предательство. Так — выравнивание счета. Но легче от этой мысли почему-то не становилось. Ровно и оттого, что стая не просто рассыпается как карточный домик в замедленной съемке, а рушится до самого основания. Основание — дружба Скотта и Стайлза, которой теперь нет. Основание — дружба Лидии и Эллисон, которой тоже больше нет. Основание — чувства Эллисон и Скотта, и они тоже канули в Лету. Все это походило на какой-то дурной сон, затянувшийся кошмар, и Лидия молилась, чтобы скорее настало утро, и она очнулась.
Но утро не наступало.
Девушка все равно не теряла надежу. Она знала, что иногда кошмары кажутся очень реалистичными — настолько реалистичными, что грань между правдой и вымыслом стирается.
И все же, Лидия продолжала дышать и как-то существовать уже три урока подряд. Она ходила по коридорам школы как привидение, сторонилась всех и каждого, просиживала перемены в пустых классах, но по-прежнему дышала. Правда, словно в кислородной маске, но это лучше, чем ничего. Самое тяжелое в подобных ситуациях — первые сутки. Первые сутки неверия, отрицания и горечи. Даже если все происходящее реально, и прежний радостный и добрый Стайлз навсегда остался только в прошлом, нужно просто пережить первые сутки. Постепенно это грызущее чувство внутри чуть поутихнет или ты просто привыкнешь к этому и перестанешь замечать — не важно. Важно то, что на второй день ты начнешь замечать мир вокруг себя, а еще через день начнешь искать любые отвлекающие от самоедства факторы и предлоги.
Кажется, еще есть ради чего жить.
До четвертого урока оставалось еще около пятнадцати минут. Лидия выползла из класса как из укрытия и потащилась в сторону кофе-автоматов, стараясь смотреть себе под ноги. Она боялась наткнуть взглядом на стаю, или еще хуже — Киру и Стайлза, а потому прятала глаза. Кажется, ее третий барьер тоже выпотрошили.
Подойдя к автомату, Лидия встала в очередь за какой-то девушкой и стала отсчитывать мелочь. Она впервые хотела слиться со стенами, впервые была готова выменять свою яркую внешность на неприметную и вполне обычную. Но, к сожалению, не могла сделать этого.
Девушка впереди взяла свой кофе и отошла, а Лидия подошла к автомату и тут же ощутила чье-то прикосновение на своем плече. Нет, это не его прикосновение. Но она все равно вздрогнула так, будто прикоснулась к электрическим проводам. Девушка обернулась и увидела Лиама. Ее сердце защемило так сильно, что Мартин только закусила губу, лишь бы не издать стон отчаяния, а потом порывисто кинулась парню на плечи и обняла его.
Родной Лиам! Лидия так часто презирала его и Хейден, что совсем не заметила, что без этих двоих стая уже не та. Что без них вся прошлая неделя казалась полупустой и мертвой. А теперь Данбар здесь, тоже обнимает ее, будто тоже оценивая ее важность и понимая значимость их сплоченности.