— Мне стоило тебе это сказать, но, — она пожимает плечами, — кому какое дело до спрятанных в твоем шкафу скелетов?
— Мне было дело. Потому что я думал, что раз я тебе доверяю свои секреты, то и ты можешь доверить свои.
Кира прикуривает, но тут же обжигается. И нет, не от ядовитого дыма, а от слов Стайлза. Ее Стайлза. Девушка выпрямляется и выдыхает дым, зажимая сигарету между пальцами. В нем есть что-то, понимает она. Что-то, сводящее с ума и вместе с тем сильно привлекающее. Это смесь человечности и аморальности, привлекательности и уродства, жертвенности и эгоизма. Это что-то среднее между обезболивающим и выстрелом в грудь.
Это его сущность. Его индивидуальность. Его… похожесть на других.
— Не все можно сказать, Стайлз. Есть нечто, что нам приходится скрывать. Свои желания или свои страхи — все то, что мы прячем за третий барьер и так боимся кому-то открыть.
— Но я не побоялся тебе открыться, — он шпигует ее аргументами как пулями, и Кире кажется, что она не выживет после этого расстрела.
Поэтому Кира и не пытается. Она принимает смерть в таком облике, в котором она предстает перед ним — в облике Стайлза. Вот что он несет с собой, вот что сводит в нем с ума и привлекает — непомерное чувство… обреченности. Ты смотришь в его глаза и понимаешь одно: даже когда ты исполняешь свои желания и преодолеваешь страхи, какая-то их часть все равно остается с тобой. Что-то типа фантомных болей. Болей, которые останутся с тобой навсегда и будут медленно, но верно разрушать тебя изнутри: твой третий барьер, твое прогнившее сердце, твою и без того дерьмовую жизнь.
— Я сожалею, — произносит она после того, как выныривает из потока собственных мыслей. — Сожалею, что обошлась с тобой так. Ты — единственный, перед кем бы я хотела вымолить прощение. Но я понимаю, что ты перерос ту стадию, когда слова так много значат. Теперь тебе важны поступки.
Стилински понимает намек. Намек на Лидию и то, что случилось на парковке. Ему не нужны были ее клятвы. В какой-то момент ему захотелось добиться от нее действий, и только тогда он смог снова подпустить ее.
— Так что позволь мне просто быть рядом, — она смела и решительна. Это Стайлзу всегда нравилось. А сейчас это причиняет боль. — Чтобы доказать, что я по-прежнему предана тебе.
Он не решается озвучивать ту фразу, которая бьется в его сознании: не просит ее уехать, чтобы доказать свою преданность и готовность поступками ее доказать. Отчасти он боится ее потерять. Отчасти не хочет оставаться без поддержки. Отчасти понимает, что отъезд Киры ничего не изменит.
Стайлз медленно касается руки Киры и аккуратно отбирает сигарету, а потом сам затягивается, прикрывая глаза и ясно давая понять одно: он не отталкивает ее.
По крайней мере, сейчас.
Одежда пропитана дождем, запахом Лидии и сигарет. Это сочетание так необычно, так… волнительно. Стайлз распахивает глаза и медленно идет к столу, зажигает газовую конфорку, ставит чайник. Он открывает хлебницу и берет нож, чтобы отрезать два куска хлеба. Кира упускает тот факт, что ни он, ни уж тем более она не нуждаются в пище. Она смотрит на промокшую одежду парня и думает об одном: она что-то упускает. Какую-то малую, но значительную деталь, которую она не может вызвать из водоворота мыслей.
Ей кажется, что ее дурачат.
Стайлз снова затягивается. Он откидывает голову, и Кире кажется, что снова закрывает глаза. Она видит его спину, но почти уверена в этом.
— Знаешь, что ответил Аль Капоне, когда его спросили, можно ли простить врага?
Он поворачивает голову в сторону девушки, и в эту секунду Киру прошибает осознание того, что она долго не могла уловить: разум Стайлза от нее закрыт. Даже мысли первого барьера спрятаны под надежным замком.
И в эту секунду впервые с момента тех событий, слившихся с ней и Скоттом она ощущает страх.
— Нет, — сохраняет сталь в голосе, но теряет контроль над собственными эмоциями. Они обрушиваются на нее как снежная лавина. И Кира знает: Стайлз чувствует это. Чует ее волнение и ее страх как вампир свежую кровь.
— Он сказал, что врага простит Бог. А его задача — организовать их встречу.
И в следующую секунду, Кира рефлекторно сгибается, вцепляясь руками в плечи Стайлза. Она опускает взгляд и видит, как наружу из нее вытекает ее собственная кровь, смешанная с недоумением, таким липким и вязким, напоминающим смолу.
— Я сожалею, — произносит он, вонзая нож еще сильнее и сжимая при этом зубы. Кира видит, как вены парня чернеют, но теперь не только на руках, но и на шее. Под глазами капилляры тоже приобретают смоляной оттенок.
Это — апогей его морального падения.
Он падает на колени вместе с ней, как бы удерживая ее при ее последнем падении. Кира вглядывается в его глаза, но видит в них лишь тьму. Бездонную и поглощающую тьму.
В его действиях не было никакой логики, но разве в их правилах — пытаться выявить причинно-следственные связи? Конечно же, нет. Они оба жили лишь тем, что принимали действительность такой, какой она была: грубой и нежной, любящей и ненавидящей, живой и… мертвой. Она научилась его перешагивать и идти дальше, а теперь он перешагнул через нее и пошел дальше. Месть за Скотта и распавшуюся стаю — лишь предлог. Истинная причина — возросшая мощь Стилински. Он открыл четвертый барьер, он выпил досуха Айзека, а теперь выпивал ее. И его разум выходил на новый уровень восприятия, а его силы становились все безграничнее и юезграничнее. Кира предполагала, что Стайлз будет особенно интересным экспериментом, но не подозревала, что все закончится ее собственной гибелью.
Не смотри в бездну — и она не начнет всматриваться в тебя, все просто.
Но Кира просчитала. Она вглядывалась в пропасть, будучи полностью уверенной в том, что это она ведет игру, что Стайлз — лишь депрессивный семнадцатилетний мальчик с закосами под моногамию. А оказалось, что в нем скрывалось гораздо больше зла, чем в ней.
И да, это он выиграл в этой партии — не она.
Кира делает последний вдох-полустон. По подбородку тоже стекает кровь. Но Кира не чувствует боли. Она просто удивлена и шокирована.
Ей не больно.
Ей не больно, потому что он забирает ее боль. Эмоциональную боль, спрятанную за третьим барьером. Он потрошит ее разум как рыбу, выпивает всю энергию без остатка.
Кира ослабевает. Она уверена — если закрыть глаза, станет легче.
И она закрывает, смиряясь с тем, что надеялась взрастить обычного гедониста, а в итоге получила настоящего монстра. И перед тем, как рухнуть в эту самую тьму, в которую она так долго вглядывалась, Кира иронично успевает подумать об одном: интересно, сколько же людей могли бы раскрыть свой настоящий потенциал, получи они то, что получил Стайлз? Ведь зло, оно безгранично. Оно прячется в нас, проявляет себя редкими вспышками гнева и раздражения, но когда получает постоянную подпитку становится безграничным и неконтролируемым.
========== Эпилог. ==========
1.
Пока красно-синие мигающие огни полицейских машин озаряли пространство безмолвным криком, Стайлз сидел на порожках собственного дома и медленно затягивался уже второй сигаретой подряд. На его руках запеклась кровь кровавыми кляксами, ее запах резал и вызывал чувство тошноты, но свежий воздух перебарывал желание опустошить желудок. Из дома доносились щелчки фотокамер и шепот полицейских. На часах было около полуночи, и в небе парили быстро скользящие облака, то закрывающие, то вновь обнажавшие острый полумесяц. Звезд не было. И какого-либо ощущения тревоги и неправильности — тоже. Стилински затянулся в очередной раз, закрывая глаза и выдыхая воздух полной грудью. Возле его ног вилась облезшая кошка, пронзительно крича и просясь на руки.
Стайлз ее небрежно оттолкнул и продолжил смотреть в никуда.
Когда ты влюбляешься — ты все равно что подписываешь собственный приговор. Стайлз не собирался убивать Киру, ведь не одна она была повинна в том, что случилось. Он тоже приложил руку к тому, чтобы все закончилось так… трагично. Но дело в том, что он уже не мог остановиться. Кира вовлекла его в эту игру, сама пригласила в мир теней, а теперь она оказалась вне игры. У нее было намерение отомстить Скотту и найти друга, но это привело к безжалостным и нечеловечным поступкам. У Стайлза было намерение добиться Лидии, но он сам не заметил, как Лидия отошла на второй план. Как на первый план выдвинулось желание получить удовольствие от процесса.