Проведя ладонью по лицу, чтобы дать себе собраться с мыслями и вытереть холодный пот, мужчина открыл дверь авто и выбрался наружу. Смотреть на псионика было… стыдно. Столько слов сказал в защиту сверхов, а сам оказался не лучше людей, злословящих за спиной.
Дождь пришёлся как раз кстати: постояв немного, запрокинув голову, Джеймс почувствовал себя лучше. Ожидаемо, Алекса поблизости не было. Тот деликатно оставил его одного или же, махнув рукой, отправился веселиться.
Завибрировавший в кармане куртки телефон отвлёк от невесёлых мыслей. Аллен, не посмотрев на номер звонившего, автоматически принял вызов и вздрогнул, услышав в трубке:
– Долго ещё мокнуть будешь?
Улыбка наползла на губы, когда мужчина, перепрыгивая лужи, заскочил под навес неприметного бара, места исключительно для своих. Не подсвеченная неоном вывеска терялась на фоне прочих, потому мало кто даже из постоянных посетителей знал названием этого места, называя его «Диснейлендом» из-за постоянно торчащего за стойкой Микки – бармена и владельца заведения в одном флаконе.
– Надеешься отгородиться моей мордой от лезущих целоваться дам? – Джеймс рассчитывал, что его незатейливая шутка поможет хоть немного сгладить возникшее между напарниками напряжение, но Алекс разбил его планы простым «Нет. Волновался за тебя». За него не переживали, не волновались… никогда? Родителям было как-то не до того, Браун же контролировал вставшего на путь исправления малолетнего преступника, потому подобные слова по отношению к себе он раньше не слышал. Мужчина сбросил вызов и махнул рукой, встретившись с Алексом взглядами, заприметив, что тот следил за входом и явно ожидал появления детектива. Пока Джеймс добирался до занятого коллегами столика, он шестым чувством ощущал, что всё внимание псионика сосредоточено сейчас на нём одном. Это пугало и радовало в равной степени. Чья-то забота была для него чем-то новым, а оттого смущающим.
– Признавайтесь, заждались меня? – Аллен бесцеремонно втолкнул стул между подсевшей поближе к псионику Рейчел и с присущей ему наглостью уселся на него. В руке Крамер держал, в самом деле, безалкогольное пиво: детектив поморщился и жестом поманил к себе официанта.
Рейчел фыркнув, скрестила руки на едва заметной под свободной формой груди и рассерженно глянула на Джеймса. В фантазиях девушка уже представляла себя с кольцом на изящном пальчике, а тут явилось это… этот, и всё испортил!
– Мечтай!
Скотт покосился на коллегу, но комментировать его появление не стал. И правильно, иначе детектив прошёлся бы по двум пустым кружкам, стоящим перед носом сержанта.
– О чём говорили?
– Я рассказывал о нашем первом деле, – Алекс заметно приободрился, когда перед его взглядом перестала маячить приторно улыбающаяся девушка. – Полицейские, как оказалось, очень мало знают о псио…
Сделав круглые глаза, Джеймс подался ближе к напарнику, прикрыл его рот ладонью и страшным шёпотом выдал:
– Ты не в курсе правила «не говорить после работы о работе»?!
Губы под пальцами двинулись, вызвав странную оторопь, и детектив поспешил отдёрнуть руку, Алекс же в свойственной ему манере извинился. На самом деле такого правила не существовало, детектив придумал его на ходу – не только Рейчел и Сильвии хотелось узнать побольше о переведшимся к ним офицере. Это только Патрика интересовала лишь выпивка (он уже начал планомерно накачиваться, домой потащится ползком, не иначе), остальные же жаждали побольше фактов о личности загадочного псионика. Первым не выдержал, конечно же, Джеймс. Пригубив свой виски (пиво детектив на дух не переносил), он спросил:
– Расскажи лучше о себе. Чем занимаешься в свободное от работы время?
– Сплю. Какое у полицейского свободное время? – хмыкнув, Крамер с лёгким снисхождением посмотрел на напарника. В сердце всё ещё жила какая-то детская обида на него, но псионик не показывал этого. Человек вовсе не обязан соответствовать чьим-то ожиданиям, просто… неприятно осознавать, что детектив, с которым будешь проводить большую часть рабочего времени, нездорово опасается твоей силы.
Под недовольное ворчание коллектива, Алексу пришлось всё же признаться, что он иногда рисует и просто гуляет по городу, заходя по пути в музеи и театры. Воспитание привило ему любовь к высокому искусству, не заразив, впрочем, материнской страстью к опере и спектаклям. Балет же вызывал едва сдерживаемый смех, и Элен с сожалением смирилась с походами на него в гордом одиночестве.
– Я жуткий сладкоежка, – понижая голос до заговорщицкого шёпота, сообщил внимательно слушающим его коллегам (за исключением Скотта, приговаривающего уже третью пинтовую кружку пенного), – Из-за усиленного метаболизма постоянно чувствую лёгкий голод.