А еще после него остались вилла с антиквариатом и с безголовым амурчиком в саду. И жена, которую я знал очень близко и которая не скрывала от меня своего отношения к мужу. И первая жена, с которой он развелся и которая, говорят, работает теперь кондуктором в двадцать втором трамвае. И невеста-еврейка, о которой мне поведал Копанец… та, правда, и сама давно уже умерла.
Что еще напомнит о нем? Обязательный некролог в газетах, эта межа, о которой все стараются не думать, — вот что в последний раз напомнит об этой ловкой шельме, о моем шефе.
Разбитые горшки, черепки — вот итог всей его жизни… и с нами будет так же. Мы забыли о законах чести. Все. Все до единого уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного.
Ни одного?
Я быстро поднялся и вышел из гостиницы.
По тропинке от пристани как раз возвращались несколько человек; среди них оказался Эрлих.
— Мы нашли лодку! — крикнул он мне. Я кивнул. Но меня интересовало не это. Я зашагал по берегу озера к одинокой палатке, белеющей в окружении кустов.
Брезентовую стенку легонько колыхал ветерок. Я тихо приблизился, прислушался. Изнутри доносилось ровное дыхание одного спящего человека. Я поскреб ногтем брезент. Барышня Серебряная не спала.
— Кто там? — раздался ее неповторимый голос.
— Я, — ответил я. — Леден. Вы можете на минутку выйти?
— Вашек еще спит.
— Значит, выходите одна.
— А что вы от меня хотите?
В голосе явственно звучало нежелание, а то и недоверие.
— Я хочу вам кое-что сказать. Не про вас, но и не про меня. Ночью в озере кое-кто утонул.
Тишина.
— Кто? — спросила она наконец.
— Шеф, — сказал я. В палатке раздался какой-то шорох, брезентовая стенка зашевелилась, входное полотнище откинулось, и показалась черная вихрастая головка. На Ленке никак не отразились ни прошлый вечер, ни раннее утро. Она была по обыкновению прекрасна — как на рекламе зубной пасты.
— Что вы сказали?
— Что шеф утонул. Его нашли на берегу.
— Господи! — выдохнула она. — А как это случилось?
— Не знаю.
Она уставилась на меня своими черными пуговицами. Потом перевела взгляд на гостиницу.
— Ни слезинки! — тихо произнес я.
Она посмотрела на меня и безмолвно скрылась в палатке.
— Вашечек! — услышал я невероятное обращение к спящему забулдыге. — Вашечек! Проснись! Кое-что случилось!
Я неспешно возвратился к гостинице. У подъезда как раз остановилась полицейская машина.
Капитан, который возглавлял группу криминалистов, собрал нас в винном ресторанчике и одного за другим вызывал на допрос в соседнее помещение. За окном ресторана виднелись деревянные мостки, лодка и два человека, которые ее обследовали — снимали отпечатки пальцев со скамейки и с весел.
Наши ряды в винном ресторанчике быстро таяли. Допросили Салайку, Цибулову, Блюменфельдову, Эрлихов. Допрошенных отправляли в обычный ресторан. Моя очередь подошла в половине десятого.
Капитан предложил мне четко и подробно рассказать о событиях вчерашнего вечера, особенно о тех, которые, по моему мнению, могли бы иметь касательство к несчастью. Я объяснил, что не слишком-то обращал внимание на шефа, что мне он показался совершенно пьяным, что он наверняка захотел подышать свежим ночным воздухом, выплыл на озеро и в нетрезвом состоянии свалился в воду.
— Не вышло ли у товарища Прохазки с кем-нибудь спора?
Я отрицательно покачал головой.
— Вернее сказать — споры он вел во множестве, но все это были литературные споры.
— А не произошел ли вчера вечером слишком откровенный обмен мнениями между товарищем Прохазкой и кем-нибудь из присутствующих?
Я, разумеется, сразу понял, куда он метит. Ему уже сообщили. Я посмотрел в окно, на лодку, над которой по-прежнему трудились двое детективов. На носу выделялась надпись. Я напряг зрение. Верно. Я узнал эти вкривь и вкось выведенные буквы. «ХАРОН». Я повернулся к капитану.
— Это был несчастный случай, да?
— Почему вы так думаете?
— А что же еще?
Капитан смотрел на меня пытливо, примерно так, как смотрят сыщики в любительских спектаклях.
— У Прохазки на виске след от удара тупым предметом. На одном весле обнаружена засохшая кровь. Есть она и на кепке, которую мы нашли в лодке, — сказал капитан и приподнял над столом зелено-синий клетчатый головной убор, и я быстренько прокрутил в мозгу, где именно я его уже видел, и внезапно все события соединились в единую неразрывную цепь.