Я сделал длинную паузу. Пальцы с розовыми ногтями сильнее сжали стеклянный шар. С вершины белого сугробика поднялись снежные хлопья и закружились вокруг недвижного котика.
Я закончил свою фразу:
— … и вы.
Она улыбнулась.
— Вам почудилось.
— Значит, господину Копанецу тоже. Он был рядом со мной.
Она ничего не сказала, но черный свет упал мне на лицо, и я почувствовал непонятную тяжесть; потом этот свет залил адское животное на столе. Этот свет, этот мост, ведущий во мрак, впервые дал мне возможность заглянуть внутрь, под черную антрацитовую поверхность. И то, что я увидел, мне не понравилось.
Я продолжал:
— Утром на берегу нашли труп шефа. На виске был след от удара, которого хватило бы, чтобы оглушить человека. На одном весле обнаружили засохшую кровь. Подозрение пало на Цибулову, потому что накануне у нее с шефом вышел шумный спор. Но у Цибуловой оказалось отличное алиби.
Эбеновый свет становился все ярче, лицо все бледнее, метель в шаре — все сильнее.
— А какой бы у меня мог быть мотив? — тихо спросила барышня Серебряная.
— Не знаю… но в лодке ведь тогда были вы, да?
Она склонила голову, не ответила. Свет погас. На другой стороне улицы кто-то открыл знакомое окно, и зазвучал знакомый мотив: нервный звук саксофона, извивающийся, как змея в капкане, и грохот барабанов, который заглушал ее шипение и словно бы побивал жертву.
— Значит, вы? — повторил я вопрос.
Она отрицательно мотнула головой.
— Не знаю я, что вы там видели.
— Светила луна. Я отчетливо разглядел вас. Копанец тоже. Если понадобится, мы оба поклянемся в этом.
Я не сводил глаз с бледной барышни Серебряной. Она судорожно сглотнула. Надрывался саксофон, опускалось к горизонту солнце. Все было до крайности символично — как и в тот раз.
Но в тот раз у меня не было на руках таких козырей.
— Почему вы не рассказали об этом полицейским? — спросила она неживым голосом.
— А вы не догадываетесь?
— Тогда почему не рассказал господин Копанец?
— Он мой лучший друг. Зачем же ему портить мне удовольствие?
Рука с розовыми ноготками шевельнулась, упала. Потом девушка подняла шар и поставила его на столик. Рука нерешительно вернулась на колени, отыскала там вторую, обе соединились в подобие светло-коричневого цветка с розовыми пестиками, и барышня Серебряная прижала его к груди.
— Значит, вы намерены меня шантажировать, — сказала она и взглянула мне в лицо. Чернота все сгущалась, сгущалась…
Я закинул ногу на ногу, вытащил из кармана сигареты. Курил я редко, но сейчас выдался как раз подходящий случай.
— Зачем вы употребляете такое слово? — спросил я. — Давайте скажем, что я намерен спасти вас.
— И какова будет ваша цена?
Я пожал плечами.
— Даже если вы бедны, как церковная мышь, на это вам хватит. — Я усмехнулся, и эта усмешка покоробила меня самого. — Я люблю вас.
Чернота глаз сгустилась в прежнюю непроглядность, я больше не мог заглянуть в них. Барышня Серебряная проговорила с горечью и почти с вызовом:
— У вас оригинальные представления о любви, господин редактор. И я не собираюсь им соответствовать. Я была в той лодке. Да. Господин Прохазка предложил мне прокатиться по озеру. Я сидела на веслах. Потом, когда мы собрались поменяться местами, он покачнулся, упал, ударился о весло и скатился в воду. Он был пьян.
— Почему вы ему не помогли?
— Наверное, он потерял сознание, потому что сразу ушел под воду. Я побоялась прыгать за ним.
— А почему же вы никого не позвали?
Она прикусила губу.
— Я испугалась, — проговорила она неуверенно, и улыбка на моих губах рассердила ее. — Я запаниковала, господин редактор! Выдавайте меня. У меня будут крупные неприятности, разгорится страшный скандал, но в тюрьму меня не отправят. Я жутко испугалась… да к тому же выпила… как и он…
Я перебил ее.
— Вы твердо уверены, что не попадете в тюрьму?
Она сказала с сомнением:
— Может, и попаду. Неоказание помощи и все такое. Ладно, доносите на меня.
Я помолчал, а потом сказал неторопливо:
— Если я вас выдам, то это окажется похуже, чем неоказание помощи или несчастный случай.
— А что же?
Я молчал. Змею почти добили, она уже едва вздрагивала, барабаны разгремелись, осыпаемые ударами палочек. Солнце ушло далеко-далеко, за окном появились звезды.
— Убийство, — сказал я тихо.
Барышня Серебряная вздохнула. Засмеялась несмело. Повторила: